– Когда это случилось? – спросил Загорский.

– Сегодня, – отвечала Джамиля. – Точнее, сегодня об этом стало известно.

Загорский задумался.

– Да, – сказал он, – весьма дерзкое ограбление. Наверняка это удар по всему мусульманскому миру.

Джамиля смотрела прямо на него.

– Вы даже не представляете, какой это удар и какой опасности подверглись из-за этого все мусульмане, – сказала она. – Коран Усмана – единственная святыня, которая способна уничтожить мусульманский мир. Если она попадет в недобрые руки, конечно.

– Нельзя ли поподробнее? – заинтересовался Нестор Васильевич.

По словам Джамили, дело обстояло следующим образом. Предание гласит, что Коран диктовался Пророку на протяжении десятилетий – если быть точным, в течение двадцати трех лет. Мухаммед (да благословит его Аллах и приветствует), как известно, был неграмотным и позже пересказывал божественное откровение по частям своим грамотным сподвижникам, которые и записывали его слова. Со временем откровения составили большую книгу. Некоторые из них повторяли друг друга, некоторые противоречили ранее сказанному. Всякий правоверный знает, что Коран Пророку диктовал архангел Джибриль[18]. Однако еще при жизни Мухаммеда стали ходить еретические слухи, что не всегда диктовавший ему был архангелом. Под покровом ночи, прячась за голосом Джибриля, сходил к Пророку отец всякой лжи и властелин злых духов Ибли́с. Он провозглашал лукавые и хитрые вещи, часть из которых проникла в первые тексты откровения. Опять же, согласно преданию, халиф Усман отринул демоническое и отобрал боговдохновенное. Но выбор его пришелся не всем по душе. Многие чтецы Корана возмутились и потребовали вернуть отринутое на место, полагая отброшенное подлинным гласом Всевышнего. К ним присоединился даже ближайший сподвижник Мухаммеда, выдающийся мусульманский ученый и правовед ибн Масу́д. Оппоненты халифа Усмана не желали терять уже имеющееся.

– И тогда, согласно легенде, халиф Усман принял соломоново решение, – продолжала Джамиля. – В том экземпляре, который он оставил себе, он сохранил отвергнутое. Но не в главном тексте. Он записал отвергнутое мелким почерком невидимыми письменами. При определенных условиях письмена эти могут стать видимыми. Но если их прочитают, они ввергнут в соблазн и рассеяние всех мусульман, ибо в письменах этих нет единства, и они несут человечеству опасное и разрушительное знание. Так гласит легенда.

С минуту они молчали.

– Насколько мне известно, в мусульманском мире и без того нет единства, – осторожно начал Нестор Васильевич. – Сунни́ты, шии́ты, исмаили́ты, алеви́ты, хариджи́ты и прочие, не говоря уже про вас, сýфиев. Между вами, насколько я знаю, нет конфессионального мира, и многие вопросы вы толкуете по-разному.

Джамиля усмехнулась.

– Это правда, – сказала она. – Сунни́ты не терпят шиитов, дамийи́ты спорят с йафури́тами, а нас, тасаввýф[19], и вовсе считают еретиками. Однако все же поклоняемся мы единому Богу и Мухаммеда признаем его Пророком, мы все, в конечном счете – народ ислама. Но представьте, что будет, если скажут, что у Всевышнего есть товарищи, что не пречист Он, что есть у Него дети, скажем, дочери, что следует поклоняться кому-то кроме Него, что всех, кто не мусульманин, следует уничтожать на месте, не дожидаясь, пока это сделает в Последний день сам Аллах – и даже куда более страшные вещи. Это уничтожит ислам, который мы знаем. Что возникнет на его месте, как это отразится на человечестве? Не объявят ли мусульмане газават всему миру? Вот поэтому необходимо найти Коран Усмана и вернуть его на место, в усыпальницу Ходжи Ахрáра, где он хранился столетиями.

– Почему вы называетесь Черными дервишами? – неожиданно спросил Загорский.

– Потому что черный цвет для суфиев – цвет Аллаха, цвет окончательной истины. И наша задача эту истину хранить и охранять человечество от лжи и соблазна. Так, во всяком случае говорит мой мурши́д[20] Хидр. Мы, может быть, и еретики, но ислам нам дорог не меньше, чем любому сунниту. Нам не так важен шариáт, но ведь Аллах превыше всего, даже и шариáта. Мы свидетели Пророка с первых его шагов к истине, мы люди скамьи[21], мы присутствовали при зарождении ислама, и мы не дадим ему разрушиться просто так – а с ним – и всему остальному миру.

– Значит, святыня украдена, и вы хотите, чтобы мы с Ганцзалином ее вернули? – подытожил Нестор Васильевич.

Джамиля лишь молча наклонила голову. Загорский подумал и сказал, что все это не так просто. Во-первых, он должен найти убийцу Беликова… Убийца, перебила его Джамиля, никуда не денется. Рано или поздно они достанут его хоть с того света. Увы, полковника это назад не вернет. Поэтому не важно, когда будет найден убийца. Но очень важно как можно быстрее найти Коран – пока он не ушел за границу, откуда вытащить его будет гораздо сложнее.

– Почему вы сами этим не займетесь? – спросил Нестор Васильевич. – Вы прекрасно подготовлены, у вас имеются шпионские навыки…

– Тут недостаточно быть шпионом, – отвечала Джамиля. – Тут нужен ум детектива. Я полагаю, нам несказанно повезло, что вы и ваш товарищ оказались здесь в столь драматический момент. Об исчезновении книги пока знает только крайне узкий круг лиц. Очень важно, чтобы эта весть не стала всеобщим достоянием. Это вызовет смятение и страх среди простых правоверных. Это будет расценено как Божья кара, это ввергнет людей в уныние. И это еще одна причина, чтобы найти Коран как можно быстрее.

Тут Джамиля умолкла и после короткой паузы проговорила торжественно.

– И мы не постоим за наградой.

– Не сомневаюсь, – усмехнулся Загорский. – Но для расследования такого дела нам понадобятся довольно широкие полномочия.

– О полномочиях не беспокойтесь, о них позаботится наше братство. Это довольно влиятельная организация, имеющая своих людей почти везде.

Загорский не стал вдаваться в подробности, задумчиво посмотрел на Ганцзалина, потом на Джамилю и сказал: – Вы не оставите нас на минутку вдвоем? Нам надо посоветоваться.

Джамиля молча и бесшумно выскользнула из комнаты. Нестор Васильевич посмотрел на хмурого Ганцзалина:

– Ну, что скажешь, мусульманин[22]?