Шрифт:
Закладка:
Б. Недков, ссылаясь на большое количество противоречий между текстом и картой 4-5-й секций VI климата, пришел к заключению, что карте вообще не следует придавать особого значения, а если ее и использовать, то лишь для уточнения текста [Недков Б. България, с. 15-16]. Проанализировавшие эти же секции С. Кендерова и Б. Бешевлиев заметили, что карту нельзя считать простой иллюстрацией к тексту [Кендерова С, Бешевлиев Б. Балканският полуостров, с. 118-119]. Хотя в тексте, содержащем описание Балкан, упоминается больше городов, чем изображено на карте, в ряде случаев удается установить, что при характеристике некоторых объектов текст следует за картографическим изображением [Кендерова С. Сведения, с. 15]. С. Кендерова, проведя сравнительный анализ текста и карты по разным рукописям, пришла к выводу, что при копировании на карте появлялось больше искажений, чем в тексте, а также установила убывание насыщенности карт по мере удаления той или иной рукописи от протографа. Это позволило ей предположить, что в оригинале сочинения расхождений не было, по крайней мере в количестве упомянутых объектов [Кендерова С. Сведения, с. 15].
Соотношение текста и карты 4-6-й секций VII климата было проанализировано также в ряде моих работ [Коновалова И. Г.. Арабские источники, с. 23-37; она же. Восточная Европа, с. 41-58].
В существующей методике сопоставления текста и карты ал-Идри-си, по моему мнению, имеется существенный изъян, связанный с недооценкой географической специфики его информации. Дело в том, что при сравнении данных текста и карты как из само собой разумеющегося факта исходят из того, что сведения, имеющиеся в тексте о каком-либо объекте, и его изображение на карте должны быть не просто сопоставимыми, но дополняющими или уточняющими друг друга. Эти допущения, в свою очередь, основываются на представлении о том, будто пространственное восприятие средневекового картографа идентично нашему. Такая практика порождает большое количество необоснованных версий относительно локализации тех или иных объектов и усложняет и без того непростой вопрос об определении местонахождения многих упомянутых ал-Идриси городов.
Если информация текста и карты не абсолютно идентична — а именно так почти всегда и обстоит дело, — то исследователи бывают вынуждены отдавать предпочтение либо описательным, либо картографическим данным, не имея на то по сути дела достаточных оснований, ибо правомерность такого предпочтения остается недоказанной. В литературе не всегда учитывается то обстоятельство, что, изучая произведение ал-Идриси, мы сталкиваемся с двумя различными способами передачи информации — описательным и картографическим. Поэтому сопоставлять данные текста и карты можно лишь после того, как будет выяснена специфика той и другой формы передачи информации.
Специфике восприятия пространства в древности и средние века и определяемым ею особенностям карт и географических описаний этого времени посвящена обширная литература (библиографию см. [Janni P. La mapa; Подосинов А. В. Ex oriente lux!]). Не претендуя на всестороннее изложение результатов исследования указанных проблем, отмечу некоторые важные для моего исследования вопросы.
Установлено, что основополагающей чертой пространственного восприятия в древности и средневековье был географический эгоцентризм. При такой системе ориентации в пространстве субъект наблюдения полагает себя в центре наблюдаемого им мира, а все окружающие его объекты воспринимает по отношению к себе самому как центральной точке [Ярмоленко А. В. Роль речи]. Эгоцентрическая картина мира запечатлелась в географических описаниях, где города, страны, горы, реки и прочие элементы пространства характеризовались по отношению к точке местонахождения автора или его информаторов. Такое же пространственное восприятие сохранялось и в случае перемещения воспринимающего субъекта в пространстве: разница состояла лишь в том, что все объекты созерцания рассматривались теперь из подвижного центра. Принцип «описания пути» получил в средние века широчайшее распространение не только как форма восприятия пространства, но и как жанр географической литературы [Подосинов А. В. Картографический принцип; он же. Ex oriente lux!]. Эгоцентрическим восприятием пространства были обусловлены и специфические термины ориентации, применявшиеся в географических сочинениях, такие, как «за»/«перед», «дальше»/«ближе», «выше»/«ниже», «по эту / ту сторону», «между», «напротив» и т. п. [Подосинов А. В. Картографический принцип, с. 31; он же. К проблеме пространственно-географической ориентации; Чекин Л. С. О географических терминах]. Эти термины имеют смысл лишь в рамках субъективного пространства наблюдателя и понятны лишь тогда, когда известна точка отсчета в этой системе наблюдения.
Исторически более поздняя, картографическая система ориентации, получившая в древности наиболее полное воплощение в трудах Птолемея, вплоть до XV в. не имела широкого распространения среди географов Востока и Запада. Не был исключением и ал-Идриси. Как и другие средневековые географы, он использовал лишь практическую информацию, восходящую к Птолемею, не восприняв теоретические основы картографических методов александрийского ученого.
Таким образом, текст и карту следует рассматривать как два разных способа презентации информации. Данные текста и элементы картографического изображения могут быть независимы друг от друга, если они восходят к разным источникам; иногда они могут переплетаться, когда они отражают одни и те же сведения — но по-разному. Карта отражает представления самого ал-Идриси о нашем регионе, а его информаторы могли иметь и другую пространственную картину перед своим мысленным взором — хотя бы уже потому, что в силу неизбежной ограниченности своего личного опыта представляли себе только какой-то фрагмент пространства. Если в тексте данные о разных маршрутах ал-Идриси мог соединять довольно небрежно, не заботясь о том, что сведения о разных объектах повторялись дважды или даже многократно, то как составитель карты он уже не мог себе этого позволить. Поэтому в тексте могло быть представлено несколько личных точек зрения на организацию пространства, а на карте все было сведено воедино ее составителем. Таким образом, карту правомерно рассматривать как версию самого ал-Идриси, которая может послужить дополнительным источником информации, особенно если в тексте содержатся противоречивые данные о каком-либо объекте.
Благодаря тому что труд ал-Идриси является произведением географического характера, в котором собранные им данные поданы не только в систематизированном виде, но и одновременно в двух формах — текстовой и картографической, — мы имеем редкую возможность рассматривать упоминаемые географом топонимы не сами по себе, а в контексте его общих представлений о Восточной Европе, что, в свою очередь, позволяет реконструировать происхождение многих топонимов и понять их географическую специфику.
Анализ взаимоотношения карт и текста в сочинении ал-Идриси важен не только для исследования самого этого труда, но также для изучения общей проблемы соотношения карты и словесного описания в структуре географического текста средневековья.
Прежде всего проследим, насколько картографично описание Восточной Европы у ал-Идриси. Текст 4-6-й секций VI-VII климата содержит ряд свидетельств
