мокрый песок.

— О, а вот эта отличается от остальных. Дочь пустыни, — сказал Омар таким тоном, который был мне знаком.

Он увидел женщину.

— Теперь тебе нравятся такие?

Рассмеявшись, я посмотрел в сторону бедной прислужницы, на которую положил глаз Омар. Он недавно женился, но это не поубавило его пыл.

Напиток опьянил меня, но я заметил, что она была такой же красивой, как любая другая здешняя ахира. Я откинулся на перила балкона и сказал:

— Тебя послала Мариам?

Она остановилась под аркой, которая отделяла обеденный зал от балкона. Она выглядела так, словно ей было здесь самое место — точно так же выглядела моя мать, когда ходила по этим коридорам.

— Альтаса, — сказала она, и я узнал её голос.

Улыбка сошла с моего лица, я оттолкнулся от перил и выпрямился. Я не узнал её в этом свободном платье. Такое платье могла надеть женщина из Алмулихи. Оно было ярче, чем цветы в саду, и его украшала какая-то бессмысленная вышивка. Её голову и лицо не закрывал платок, и мои глаза жадно прошлись от её губ к шее и груди. Её волосы были чернее ночи. Моя кровь пришла в движение, и я почувствовал, как начал двигаться в её сторону.

— Она отправила меня сюда, чтобы передать вот это, — резко сказала Эмель.

Что-то было не так, и это прогнало из моей головы образ её голых ног, переплетённых с моими. Её голос прозвучал жёстко, но она смотрела не на меня, а мимо. На Омара. Словно увидела скорпиона в своей кровати.

Я откашлялся.

— Что это?

Она протянула мне бесформенный мешок.

— Лекарство.

От болей в теле, которые мучили меня после путешествия.

— И ты решила принести его сегодня вечером?

— Она сказала, что оно должно быть доставлено в первую четверть луны.

Я выдохнул и потёр лоб. Все эти лекари одинаковые. Я вспомнил, как моя мать жаловалась, когда слуги прерывали её сон, чтобы принести тоники, которые отправляла Захара.

— Хорошо. Но его мог принести слуга.

Я должен был просто взять у неё мешок, но я продолжил разговаривать с ней. Она опустила руку с мешком.

— Ваши слуги отправили меня сюда. Я не знала, что здесь пиршество.

Нет, но об этом знали слуги. Как жестоко они подшутили над этой солеискательницей.

Взяв у неё лекарство, я сказал:

— Спасибо, что принесла его.

Она быстро кивнула и собралась уходить. Сегодня она выглядела иначе, закрытой, молчаливой.

— Разве ты не останешься? — сказал ей Омар.

Я ощетинился.

— Я сегодня один, — рассмеялся он.

— Омар, — предупредил я его.

Он удивлённо посмотрел на меня.

— Что такое? Стал королём и теперь слишком хорош для шлюхи?

Краем глаза я заметил, как Эмель вздрогнула. Я закрыл глаза, сразу же протрезвев, и постарался не выйти из себя. Когда-то мы неплохо проводили время с Омаром, отчасти благодаря его хамскому поведению, но сегодня я не мог этого выносить.

— Иди внутрь, — сказал я, положив ему руку на спину и скользнув пальцами по шёлковой ткани.

— Ну вот, — сказал он, пригладив бороду. — Неужели я не могу немного повеселиться?

Я посмотрел на Тамама, который смотрел на нас так, как он смотрел на всё — настороженно и внимательно. Оставив свой кубок на перилах, Тамам повёл Омара внутрь.

— Он пьян, — сказал я Эмель.

Это было паршивое объяснение, и я тут же о нём пожалел, когда увидел, как она нахмурилась. Теперь я стоял на балконе один. Эмель осталась под аркой, словно какой-то невидимый барьер не давал ей подойти ближе.

— Мне надо возвращаться к Альтасе, — сказала она, собравшись уходить.

— Пожалуйста, подожди.

Слова вырвались у меня изо рта раньше, чем я успел себя остановить. Пытаясь придумать причину, ради которой я попросил её остаться, я выпалил:

— Ты уже видела море?

— Да.

— Но не отсюда. Иди сюда.

Я указал на вид с балкона, но затем понял, что была уже ночь, и она мало что могла разглядеть. Моя рука опустилась.

Эмель сделала два шага в сторону балкона и остановилась.

— Здесь красиво.

Но её слова прозвучали не так, словно она считала этот вид красивым. Мне показалось, что она напугана, поэтому я сказал:

— Мы довольно высоко.

Её взгляд упал на край балкона.

Опустив руки на перила, я сказал:

— Но отсюда открываются лучшие виды на Алмулихи.

И я увидел в её глазах, как она в первый раз осмотрела мой город. Он должен был казаться ей красивым и впечатляющим. А я был его королём. Гордость заставила мой подбородок и грудь приподняться.

— Я никогда ещё не поднималась так высоко.

Я опустил голову и посмотрел на крыши домов. Ну, конечно. Она жила в деревне в шатре. Моя тактичная мать ни за что не допустила бы такой ошибки.

— Тебе нечего бояться. Балкон прочный, — сказал я, наконец, постучав по полу балкона пяткой.

Она вздрогнула и придвинулась поближе ко мне. Я мог протянуть руку и почти коснуться её.

Она осторожно посмотрела на меня. Что ты такое видишь?

— Эмель означает «стремление»? На древнем языке? — спросил я.

— Мне говорили, что да.

Теперь она стояла рядом со мной. Её пальцы медленно потянулись к перилам.

— Не то, чтобы я на нём говорил. Мои учителя пытались меня учить, но я был упрям. Не понимал всю ценность. А теперь мне приходится прибегать к помощи переводчиков, чтобы читать древние тексты и законы.

Я начал болтать всякую чепуху.

— Но это нормально для королей. У моего отца был Нас…

Она замолчала и посмотрела на меня.

— Люди, которые ему помогали.

— Это так, но королям нужна помощь, потому что у них много задач, а не потому, что они не могут выполнить их самостоятельно.

Я вспомнил про Азима, который сражался с захватчиками, перед которыми я струсил.

— Зависимость — это слабость.

Она уже облокотилась о перила. Она становилась смелее с каждой секундой. Платок на её спине не мог скрыть округлости её бедер. Мне захотелось стянуть с неё этот платок и провести пальцами по этим изгибам.

Внутри снова шумно затянули песню, но она звучала где-то далеко.

Налетел ветер. Он закружился вокруг нас и приподнял платье вокруг её щиколоток так, что я заметил туфли на её ногах. Не сандалии. Она оттолкнулась от перил вместе с порывом ветра, в страхе округлив глаза. Её волосы были уложены, как когда-то у моих сестёр, которые проводили слишком много времени перед зеркалом, перекручивая волосы и укладывая их таким образом. Тогда мне казалось легкомысленным тратить на это столько времени, но теперь, когда я смотрел на волосы Эмель,