Давайте, пошли отсюда. Пойдем на воздух.

Точно, Мацюсь.

Ох, сука, у меня есть кое-что, тебе башку снесет, бери своего дрочерукого. Бери его.

Бернат красный, как свин, у людей есть морды свинов, свинячьи морды, грязные и мерзкие, которыми те жрут с земли дерьмо, я всегда это говорю (выдох), на хер потребительство и коммерческую пластиковую ложь, только правда (выдох, боже, как гонит сердце), ехать на спине короля-ящера под серебристой луной.

Поле боя из людей, стоящих и лежащих во дворе, тут все еще полно народа, играет музыка, это оно, это оно, в чем дело (где Каролина?), полно людей на площади, вижу этих людей и всех их знаю, и это наполняет меня такой силой, волной, которая встает во мне, горячая, неудержимая, я не могу уже остановиться, только вскидываю руки вверх, я в одной рубахе, сейчас я ее с себя сорву, вскидываю руки вверх и кричу: ААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААА.

Что вы смеетесь. Что вам, сука, так весело.

Пошли, пошли, говорит Бернат. Пошли.

Что пошли, куда пошли, я не хожу, человече, я летаю, я езжу на спине ящера.

Пойдем, Яреш, пойдем. Пройдемся.

Этот Мацюсь, его приятель, идет первым, раскачивается из стороны в сторону, словно цыганский Аладдин. Мы проходим по двору, а потом проходим под воротами и идем по замковому склону, сука, втроем, Бернат, я и этот дьябло-бандито, не знаю, похер, где, сука, Каролина, я ее сегодня трахну или убью, или убью, или трахну.

Да, да, Яреш, да, пойдем, пойдем, если Мацюсь угощает, то нужно идти, то не отказывают.

Где Каролина? Каролина, Бернат. Ты ее видел? Видел ту девку? Видел? Марек?

Нет, не видел, отпусти.

Я видел, говорит этот дьябло-бандито, она и правда классная телочка, эта твоя телочка, уважаю, дрочерукий.

Свежий воздух и даже чуть холодно, и я вдыхаю, и это хорошо, потому что я думал, что у меня мозги расхреначатся, слишком уж их вскипятило.

Давайте, говорит Мацюсь. Давайте.

Что оно.

Ладно, сука, без херни, ладно, из Голландии привезли.

Давай, а то меня ухреначит.

Тебе башку сорвет, дрочерукий, отлетишь на раз. Ты тоже отлетишь, Бернат.

ВОТ СУКААА, Я КОРОЛЬ-ЯЩЕЕЕР!

Король, король. Давай.

Эти его спиды, не знаю, откуда они у этого Мацюся, но они желтые и липкие, как сопли, их нельзя вдохнуть, их нужно втирать в десны, так смердят, но так лупят, о, матерь, чувствую, каковы на вкус мои собственные зубы, словно я сунул себе в рот винт, такой, сука, десятку, и теперь сосал его как конфету.

Уже чувствуется, как от него отлетаешь, чувствуется во вкусе. Чувствуется во вкусе.

Мы идем к Психозу, говорит Бернат, пойдем, пройдемся. На хер Психоз, говорит Мацюсь. Пошли прогуляемся. Я тоже немножко этого въебу, говорит Бернат. А и въеби, говорит Мацюсь. А и въебу, говорит Бернат, вот только запить нечем, а, нет, есть «бровар», у меня бровар в кармане. Так давай, дай мне еще немного, говорю я ему.

Дай еще немного, ну.

Без ну, Яреш, ты своим уже закинулся. Еще дуба врежешь.

Дай немного. Дай, ну. Ты свин. Свинья ты.

Ну ладно, погоди.

Не годи, не годи, просто давай, это для короля-ящера. Дай это.

(горькое, вкусное такое, палец в рот, не десна)

У тебя сейчас глаза выскочат, Яреш.

У тебя тоже выскочат.

Нет, у тебя сильнее выскочат. Вот сука, вот вставило. Ничего не вижу. Даже тебя не вижу, ну. У меня, наверное, глаза лопнули. Вот реально.

Пойдем, сходим еще за «броваром», Яреш. Походим маленько.

Где, сука, Каролина, найду ее и зубы выбью. Где мы, а.

Где-то под замком.

Знаю, что где-то под замком. От члена моего отказалась, Бернат.

Яреш, да найдем мы Каролину. Найдем. Сейчас.

О, ну тогда классно. Классно, что меня она отставила. Я после того половину борделя трахаю. Сучки плачут от моего хуя.

О Боже, щас отлечу. Отлечу.

Ты же артист, дрочерукий. Какой ты уже день вставляешься? Скажи. Потому что, как на глазок, так тридцатый.

Отлетаю-у-у-у.

Тридцатый день, сука.

В пасти безумия, в поисках неведомого Кадата. Раскрашенная птица. Это фаза. Маленькая черная птица. Белое липкое бабье лето. Книжки, которые я читал, не могу на них сосредоточиться, но когда сосредотачиваюсь, то они как черное солнце.

Дрочерукий, что ты там говоришь?

Он артист, Мацюсь.

Дай хлебну. Дай «бровара», что там у тебя. Дай. У меня черепуха лопнет. Не знаю, понимаешь ли ты, Бернат. Черепуха у меня лопнет. Нет, нету амфи, чувак. Мир сносит мне черепуху. Люди сносят мне черепуху. Я никому еще не говорил об этом. Иду утром по улице, и люди, что идут на работу и в магазины, и ходят с такими сетками, ну, сука, эти люди ходят и идут, и ходят, и идут, и они слепые. Бер, глянь на них, они слепые, ничего не видят, они мертвые, от них просто несет смертью. Кое-что спою тебе, Бер. Спою, чтобы ты понял.

Нет. Нет, старик, не будешь петь.

Кое-что тебе спою.

Пусть, сука, поет, он в этом дока, Бернат, что ты его тормозишь, нахуй. Пусть поет, он же певец. Дрочерукий.

Ебать Зыборк. ЕБАТЬ ЗЫБОРК!

Не ори так. Пойдем, пойдем.

Идем, ладно, идем. Мы идем. Я тебе кое-что спою. Убийца проснулся с рассветом. Слушай, Бур. Слушай. Надел сапоги и пошел под древнюю, сука, римскую арку.

О, привет!

Ты кому кричишь, Бер?

Привет, привет.

Ты кому кричишь, Бер, тебя вставляет.

Там Дарья.

Где.

Ну, там, смотри. Там Дарья. Одна. Сидит.

Дарья.

Ну, Дарья, глянь. Привет, Дарья. А что ты так плачешь. Что ты так плачешь.

Какая Дарья.

Ну Дарья, привет, Дарья, привет. Что с тобой. Что с тобой, Дарья.

(этот голос был как плохая музыка из совершенно иного мира)

– Привет, Ярецкий.

Погоди. Погоди, где я. Деревья. Стена. Замок. Ночь. Концерт. «Врата». После концерта. Теперь. Здесь. Ночь. Дарья.

Что, правда, в Рождество навернутся все компьютеры?

Дарья.

– Вы что, под наркотой?

Лучше быть под наркотой, чем в печали.

– Бернат, что ты от меня хотел?

Ничего. Посмотреть на тебя.

Не понимаю до конца, где он стоит. Он раз в одном, раз в другом месте.