– Гречухин.

– Товарищ Сталин. Я никогда не видел гражданина Погорелова. Я не давал ему никаких заданий. Это провокация. Но я считаю своим долгом сообщить обстановку по Вёшенскому району. Там самые отстающие колхозы. Там наблюдается падёж скота, я подготовил цифры и сейчас их назову. Шолохов – член райкома и должен отвечать за эту ситуацию, – говорил, густо краснея и торопясь, Гречухин. – Часто солома лежит не убранная, трактористам она мешает пахать…

Гречухин поднял со стола бумаги, заготовленные для него Лудищевым, готовясь привести цифры.

Сталин смотрел на всё это с интересом, но скорее театрального толка.

Первым не выдержал доклада Гречухина Молотов:

– Вы же начальник не облземуправления, а управления НКВД по Ростовской области. Лучше расскажите, как вы освобождаете коммунистов из тюрем. У вас там их сидит более пяти тысяч человек.

Гречухин сбился, поправил очки, что-то пробормотал и вернулся к своей цифири.

Ещё немного послушав, его прервал Сталин:

– Это к делу не относится. При чём тут Шолохов? Садитесь. Щавелев?

– Товарищ Сталин, – заученно произнёс, поспешно вставая, Щавелев. – Я никогда не видел гражданина Погорелова. Его никогда не вызывали и бесед с ним я не вёл. Всё это провокация. Но я считаю необходимым рассказать о ситуации в Вёшенском районе.

Сталин снова, ни на кого не глядя, начал ходить из конца в конец кабинета, словно задумавшись о чём-то другом.

Ежов, сидевший напротив Щавелева, пододвинул ему сначала один, затем другой листок с мелко написанным текстом.

Шолохов, не стесняясь, заметил вслух:

– Щавелев тоже не знает положения в районе и говорит здесь по шпаргалкам.

Щавелев сбился, посмотрел на Ежова. Выдохнул и вернулся к показателям надоев в Вёшенском районе. Шолохов ещё несколько раз с места бросал реплики, перебивая Щавелева:

– И это не так… И здесь лжёте… А тут вообще евдокимовское враньё. Евдокимов, с чьего голоса вы поёте, ведёт подрывную работу на территории Ростовской области.

Сталин иногда отходил к столу и что-то записывал. В очередной раз вернувшись, оборвал Щавелева:

– Теперь Коган.

– Товарищ Сталин, – с того же места начал поднявшийся Коган. – Я никогда не видел гражданина Погорелова. Я впервые его вижу. Я не вёл с ним бесед. Я не мог давать ему никаких заданий.

Погорелов вскинул руку – Сталин как раз стоял возле него.

– Подождите, – попросил Сталин Когана. – Что вы хотели сказать, товарищ Погорелов? Мы слушаем.

Погорелов поднялся:

– Товарищ Сталин. Они говорят вам неправду. Они говорят, что никогда со мной не встречались, и выставляют меня провокатором. Но у меня есть записная книжка, вот. И в ней рукой Когана написан адрес конспиративной квартиры, – раскрыв книжку, он показал рисунок и надписи. – По этому адресу я встречался с Коганом.

Сталин протянул руку: дайте посмотреть, пожалуйста. Погорелов передал ему книжку, которую сохранил во всех своих скитаниях по стране.

Сталин изучил рисунок и спокойно произнёс:

– Нам давно известно, что они говорят неправду.

У Гречухина выступила испарина на бритой голове.

Сталин не спеша подошёл к Когану, держа в руке раскрытую записную книжку. Повысив голос, раздражённо спросил:

– Вы тут не финтите и отвечайте нам: правильно говорил товарищ Погорелов или нет?

Коган побелел и не смог выдавить ни звука.

– Я вас спрашиваю – отвечайте: правильно говорил товарищ Погорелов? – повторил Сталин, глядя на Когана.

Тот долго молчал. Затем, не глядя ни на кого, ответил:

– Товарищ Погорелов говорил правду.

Сталин, понизив тон, скорее уже равнодушно переспросил:

– Значит, вы, Щавелев и Гречухин говорили неправду?

– Да, – сказал Коган.

– Кто вам дал задание оклеветать Шолохова?

– Задание оклеветать Шолохова мне дал Гречухин.

– Кто ещё? – спросил Сталин.

– Поручения Гречухина были согласованы с товарищем Ежовым.

Ежов тут же поднялся:

– Я таких указаний не давал!

– А вот у меня ещё есть документ, – сказал Сталин и, взяв со своего стола бумагу, начал читать: – «Я, Погорелов Иван Семёнович, даю настоящую подписку облотделу НКВД в том, что полученное мною задание обязуюсь хранить в тайне и не разглашать. За разглашение данного мне задания я подлежу расстрелу без суда и следствия». Почему вы берёте такие подписки, товарищ Ежов? – И ещё раз прочитал: – «В случае разглашения данного задания подлежу расстрелу без суда и следствия»? Это не подписка, а запугивание. Какие подписки вы имеете право брать?

Ежов поспешно встал и начал, сбиваясь, вспоминать формы подписок, которые вправе брать работники НКВД.

Сталин снова повысил голос:

– Значит, эта подписка неправильная?

Ежов:

– Неправильная.

Сталин:

– Ваши подчинённые избивают и запугивают лучших людей, но вы ничего не делаете, чтобы прекратить это безобразие. Я сколько раз говорил и предупреждал, что это должно быть прекращено?

Ежов молчал.

– Лудищев, – повернулся Сталин к вёшенскому руководителю районного НКВД. – Что вам известно о всей этой истории?

Поднявшись, Лудищев вытянулся как на докладе, задрал подбородок и – руки по швам – отчитался:

– Я – солдат партии. Я выполняю приказы.

Сталин, чуть прищурившись, смотрел на Лудищева.

– Теперь попробуйте ответить на мой вопрос, – попросил он.

Лудищев набрал воздуха и нашёл, наконец, искомый ответ:

– О поручении Погорелову ничего не знал. Коган и Щавелев действовали, минуя меня.

Погорелов всё это время стоял. Сталин подошёл к нему и всмотрелся в его лицо.

– По глазам видно – честно говорил, – сказал он и тут же повернулся к Шолохову: – Напрасно вы, товарищ Шолохов, подумали, что мы поверили бы клеветникам.

Шолохов широко улыбнулся и, выдохнув, явно повеселевший, ответил:

– Знаете, товарищ Сталин, есть такой анекдот. Бежит заяц, встречает его волк и спрашивает: «Ты что бежишь?» Заяц отвечает: «Как что бегу: ловят и подковывают». Волк говорит: «Так ловят и подковывают не зайцев, а верблюдов». Заяц ему отвечает: «Поймают, подкуют, тогда докажи, что ты не верблюд».

Молотов, Маленков и Каганович засмеялись. Сталин тоже, кажется, улыбнулся.

– Товарищ Шолохов, – заключил Сталин, – можете спокойно трудиться на благо Родины. Покой и безопасность вам будут обеспечены. Заседание закончено. Всё.

* * *

9 ноября 1938 года был арестован Ефим Евдокимов.

Несмотря на то, что наркомом оставался Ежов, фактически руководил органами внутренних дел уже Берия. Ежову никто не подчинялся и не докладывал. Попыток спасти Евдокимова он не предпринимал.

19 ноября Евгения Хаютина-Ежова, находившаяся на лечении в санатории, приняла смертельную дозу снотворного. Врачи старались её спасти, но 21 ноября, не приходя в сознание, она скончалась. Немногим позже на допросе Ежов рассказал, что, когда жена запросила слишком большую дозу люминала, он догадался: Евгения хочет покончить с собой. Но препятствовать передаче ей лекарства не стал.

24 ноября Ежов был освобождён от обязанностей наркома внутренних дел, оставшись – пока – наркомом водного транспорта. Берия стал полноправным руководителем НКВД. В декабре он запросил отчёт о