Но самый большой сюрприз был еще впереди.

24 мая Президиум Союза польских патриотов опубликовал в «Правде» сообщение, в котором говорилось:

«На днях прибыли в Москву… уполномоченные Национального Совета Польши («Крайовой Рады Народовой»). Национальный Совет Польши был образован 1 января 1944 г. демократическими партиями и группами, борющимися против немецких оккупантов. В состав Национального Совета Польши вошли представители следующих политических партий и общественных групп: оппозиционной части крестьянской партии «Строництво людове», Польской социалистической партии, Польской рабочей партии, Комитета национальной инициативы, группы беспартийных демократов, подпольного профессионального движения, Союза борьбы молодых («Валки млодых»), группы писателей, группы кооператоров, группы работников умственного труда, группы ремесленников, а также представители подпольных военных организаций: Народной гвардии, Народной милиции, крестьянских батальонов, местных военных формирований Армии Крайовой… и некоторые другие».

Далее в сообщении говорилось:

«Стало необходимо создание центра, организующего борьбу с немцами и координирующего все усилия польского народа в деле освобождения родины от оккупантов… Эмигрантское правительство… не вело борьбы с оккупантами… призывало народ к бездействию… не останавливаясь даже перед… коварными убийствами отдельных руководителей… борющихся за национальное освобождение Польши… События конца 1943 г. возбудили в польском народе большие надежды… Одновременно усилился… гитлеровский террор… Национальный Совет Польши на первом же заседании принял важнейшее решение об объединении всех партизанских групп, вооруженных отрядов и военных формирований, борющихся с оккупантами, в единую Народную Армию (Армию Людову). В состав этой армии вошли Народная гвардия, Народная милиция, значительная часть крестьянских батальонов и другие военные организации. Создание Национального Совета и образование Народной Армии… польский народ приветствовал с радостью и энтузиазмом. За несколько месяцев… Национальный Совет смог создать… целую сеть своих местных организаций (сельских, городских и областных), а также значительно усилил… борьбу… против оккупантов».

Сообщение заканчивалось словами о том, что уполномоченные Национального Совета Польши прибыли в Москву, во-первых, для ознакомления с деятельностью Союза польских патриотов в СССР. состоянием 1-й Польской армии и, во-вторых, для установления связи с союзными правительствами, в том числе и с правительством СССР.

Сообщалось также, что 22 мая Сталин принял польских уполномоченных во главе с г. Моравским, что беседа продолжалась более двух часов и что на ней присутствовали Молотов и Ванда Василевская.

Таким образом, на весь мир было объявлено о «левом подполье» в Польше и о Национальном Совете Польши, существовавшем там уже более пяти месяцев. Впервые было упомянуто также имя Моравского, позднее известного как Осубка-Моравский. «Лондонские поляки» не замедлили назвать прибывших в Москву уполномоченных горсткой коммунистических ставленников и авантюристов, у которых-де нет никаких сторонников, Национальный Совет Польши – претенциозным обманом и т. д. и т. п.

Моравский и другие уполномоченные, чьи имена (или хотя бы псевдонимы) были сохранены в ту пору в тайне (хотя многие знали, что среди них находились Берут, Анджей Витое и ряд других лиц, которые вскоре заняли видные посты в Польше), еще в течение известного времени пробыли в Советском Союзе. 8 июня Моравский дал корреспонденту ТАСС интервью, в котором заявил, что численность польских войск в Советском Союзе достигла теперь почти 100 тыс. человек; во главе этих войск стояли генерал Берлинг, Александр Завадский (недавно произведенный в чин генерала) и генерал Кароль Сверчевский, прославившийся во время гражданской войны в Испании под именем генерала Вальтера![200]. Уже выполняя роль своего рода временного правительства, уполномоченные Национального Совета Польши наградили от его имени генерала Берлинга Крестом Грюнвальда первой степени.

Одна из целей приезда уполномоченных в Москву заключалась в том, чтобы просить оружие. Просьба эта была до известной степени удовлетворена, но англичане и американцы продолжали снабжать оружием Армию Кракову. Однако политическое значение приезда в Москву этой делегации было гораздо важнее его военного значения. Фактически она представляла собой ядро того самого Люблинского комитета, который должен был в недалеком будущем стать правительством Польши.

В кампании за объединение славян не были забыты и югославы.

В апреле в Москву прибыла направленная сюда Тито регулярная военная миссия, а 20 мая было объявлено, что Сталин принял накануне «представителей Народно-освободительной армии Югославии», генералов Терзича и Джиласа. Tepзич, пояснялось в сообщении, являлся «главой военной миссии» Югославии в СССР. Вопрос о том, признавало ли этот факт югославское королевское правительство, теперь не имел значения: Советский Союз уже признал правительство Тито де-факто. Посол Югославии Симич заявил еще за некоторое время до того, что он является сторонником Тито; таким образом, два сотрудника югославского посольства, возвращавшиеся в Москву, увидели на встретившей их посольской машине флажок Тито с красной звездочкой. Они потребовали от шофера снять этот флажок. Тот отказался сделать это и сказал обоим дипломатам, что они могут добираться до Москвы хоть пешком, его это мало интересует. Как они добрались до города – неизвестно, известно, однако, что они отказались признать то, что для посольства было уже свершившимся фактом, пробыли несколько дней в гостинице «Националы», а потом их отозвало королевское правительство.

Одновременно с сообщением о встрече Сталина с югославскими генералами советская печать опубликовала на видном месте заявление Тито корреспонденту агентства Ассошиэйтед Пресс. Тито разъяснил в нем, что под властью Национального комитета освобождения находится 130 тыс. кв. км освобожденной территории с населением свыше 5 млн. человек; он просил помощи от ЮНРРА и признания Национального комитета освобождения Югославии в качестве правительства этой страны.

Итак, Польша, Чехословакия, Югославия – будущее начинало принимать ясные очертания.

Официально отношения между СССР и западными союзниками весной и летом 1944 г. оставались прекрасными. Всего за несколько дней до высадки в Нормандии на Украине вступили в строй американские базы для челночных бомбардировок. На них начали прибывать «летающие крепости», которые на пути сюда из Италии сбрасывали бомбы на военные заводы, нефтяные промыслы и другие объекты в Венгрии и Румынии; на обратном пути в Италию они снова бомбили эти и другие объекты.

Странно было видеть здесь, в Полтаве и Миргороде, в самом сердце воспетого Гоголем края, сотни американских солдат, поглощавших огромные количества американских консервированных продуктов – свиной тушенки, жареных бобов, яблочного пюре, – выпивавших целые галлоны хорошего кофе, пристававших к бойким украинским официанткам и расхваливавших украинский ландшафт, «в точности такой же, как у нас в Индиане или в Кентукки». Правда, многие из них серьезно сомневались в целесообразности этих баз и считали, что их действительное назначение скорее состояло в том, чтобы служить политической демонстрацией «советско-американской солидарности» или прецедентом, который мог бы пригодиться на Дальнем Востоке в случае, если…

Судя по тому, что пишет генерал Джон Р. Дин[201], русские никогда не проявляли энтузиазма ко всей этой затее и в течение многих месяцев до того, как в начале июня 1944 г. американские базы для челночных бомбардировок вступили в строй, чинили ее осуществлению всяческие препятствия.

Вскоре после этого в результате внезапного ночного налета на главную (полтавскую) базу немцы уничтожили