пропагандировалась в течение нескольких лет за нашими столами, пока наши слуги стояли за нашими стульями. Ее проповедовали с кафедр, причем как методисты, так и баптисты без умолку. Демократы говорили об этом, чего же еще ожидать, кроме того, что произошло?" Мы извлекли урок, говорили виргинские федералисты. "Не может быть компромисса между свободой и рабством". Мы должны либо отменить рабство, либо сохранить его. "Если мы сохраним его, оно должно быть ограничено, должны быть приняты все энергичные законы, которые, как показал опыт, необходимы для того, чтобы держать его в рамках... . Если мы хотим сохранить свирепое чудовище в нашей стране, мы должны держать его в цепях". Два десятилетия либерализации должны были подойти к концу. В противном случае, по мнению виргинцев, их ожидали "ужасы Сан-Доминго".65

Федералисты Новой Англии подхватили эту фразу и насмехались над южными республиканцами за то, что они сами навлекли на себя беду. "Если что-то и исправит и приведет к покаянию старых закоренелых грешников-якобинцев, - писала "Бостонская газета", - то это должно быть восстание их рабов". Друг Гамильтона Роберт Трупп шутил с Руфусом Кингом о том, что республиканцы Вирджинии "начинают ощущать счастливые последствия свободы и равенства".66 Конечно, федералисты Новой Англии мало опасались восстаний рабов и даже были готовы поддержать восстание рабов в Сен-Домингю, лишь бы оно навредило якобинским французам. Администрация Адамса поставляла оружие Туссену и в какой-то момент в 1798 году фактически вмешалась, оказав военно-морскую поддержку Туссену; она даже поощряла чернокожего лидера провозгласить независимость от Франции.

После окончания квазивойны с Францией в 1800 году и избрания Джефферсона президентом американская политика неизбежно изменилась. После того как Наполеону не удалось вернуть колонию Франции в 1803 году, Гаити, как называли свою новую республику чернокожие повстанцы, наконец-то стало вторым независимым государством Нового Света; в отличие от Соединенных Штатов, Гаити удалось покончить с рабством и провозгласить расовое равенство в момент обретения независимости. Хотя Соединенные Штаты обычно охотно поощряли революции и в XIX веке часто были первым государством в мире, предоставлявшим дипломатическое признание новым республикам, в случае с Гаитянской республикой страна повела себя по-другому. Только после Гражданской войны Соединенные Штаты признали Гаитянскую республику.

КОНСПИРАЦИЯ ГАБРИЭЛЯ стала последней каплей. Прежний либеральный климат уже рассеивался, теперь его нужно было окончательно ликвидировать. Запланированное восстание рабов убедило многих виргинцев в том, что они сильно ошиблись, ослабив узы рабства после революции. Теперь они понимали, что рабство не может легко существовать в обществе , прославляющем свободу. Они соглашались с критиками федералистов в том, что слишком активная проповедь свободы и равенства подрывает институт рабства. Юг должен был стать совсем другим, чем многие из них представляли себе в 1780-х гг. Прежняя снисходительность при рассмотрении "исков о свободе" в Виргинии закончилась, и число манумиссий в штате быстро сократилось. Южане начали отказываться от прежних примеров расового смешения. Евангелические протестантские церкви прекратили практику смешанных конгрегаций. В южных штатах начали принимать новые кодексы, напоминающие более поздние законы Джима Кроу, ужесточавшие институт рабства и ограничивавшие поведение свободных чернокожих. Поскольку рабы могли бежать в свободные штаты Севера, несмотря на положение Конституции о беглых рабах (статья IV, раздел 2), плантаторы Верхнего Юга уже не могли относиться к прогулам так легкомысленно, как раньше. Свободные чернокожие теперь должны были носить при себе документы или нарукавные нашивки, подтверждающие их статус; конечно, отчасти это было сделано для их собственной безопасности, но такая практика лишь подчеркивала тождество между чернокожестью и рабством.

Действительно, само присутствие свободных негров теперь, казалось, угрожало институту рабства. "Если чернокожие увидят, что все люди их цвета [являются] рабами, - заявил один из законодателей Вирджинии, - это покажется им распоряжением Провидения, и они будут довольны. Но если они увидят, что другие, подобные им, свободны и пользуются правами, которых они лишены, они будут возмущаться".67 Такая логика привела Юг к стремлению изгнать всех своих свободных негров и отказаться от прежних надежд на то, что рабству в конце концов придет конец.

В 1806 году законодательное собрание Вирджинии объявило, что любой освобожденный раб должен покинуть штат. В ответ Мэриленд, Кентукки и Делавэр запретили свободным неграм искать постоянного места жительства в пределах своих границ. Методисты и баптисты Юга отменили свою прежнюю позицию против рабства, а южные общества, выступавшие против рабства, стали стремительно терять своих членов. Виргиния, которая во времена Революции была символом надежды, все больше замыкалась в себе и вела себя испуганно и осатанело. В ней росло презрение к стремительно развивающемуся на Севере капитализму, и она стала превозносить и преувеличивать все те бесцеремонные черты, которые Джефферсон описал в 1780-х годах: либеральность, откровенность и неприятие узкой, жадной до денег алчности суетливых янки.

Прежде всего, Юг теперь должен был оправдать рабство. Если этот институт не собирался исчезать, а продолжал существовать, то его нужно было защищать. В самом начале революции многие лидеры Юга, такие как Патрик Генри, заявляли, что рабство - это зло, но опускали руки, думая, что с ним делать. "Я не буду, я не могу его оправдать", - говорил Генри. Но если рабство нельзя искоренить, то, по крайней мере, говорил он, "давайте относиться к несчастным жертвам со снисхождением, это самое дальнее продвижение к справедливости" и "долг, которым мы обязаны чистоте нашей религии".68 Здесь были заложены семена идеи христианского и патриархального управления, которая в итоге стала главным оправданием института.

Другие южане стали предлагать более коварную апологию рабства, основанную на предполагаемой расовой неполноценности чернокожих. Намекали, что если африканцы не равны и никогда не смогут стать равными белым, то их порабощение имеет смысл; рабство становится средством их цивилизации. Конечно, в XVIII веке едва ли существовало современное понятие расы, то есть биологически обоснованного различия, которое отделяет один народ от другого. Вера в Бытие и в то, что Бог создал один вид человеческих существ, делала любые предположения о фундаментальных природных различиях между людьми трудноосуществимыми. Хотя мыслители XVIII века, безусловно, признавали, что люди отличаются друг от друга, большинство из них объясняли эти различия влиянием окружающей среды или климата.

Однако теперь некоторые стали предполагать, что особенности африканских рабов могут быть врожденными и что в каком-то базовом смысле они были созданы для рабства. Хотя Джефферсон был убежденным защитником окружающей среды, в своих "Заметках о штате Виргиния" он, тем не менее, намекнул, что различные характеристики негров, которые он описал - их терпимость к жаре, потребность в меньшем количестве сна, их сексуальная пылкость, отсутствие воображения и художественных способностей, а также музыкального таланта - были врожденными, а не приобретенными. Он считал,