– Вы возвращаетесь в Агарис? – понял Эпинэ. – Но ведь с ним что-то не так…

Гоган спокойно взялся за плащ:

– Город сердца моего умирает и убивает. Луна освещает мир Кабиохов, гнев ее не минует промешкавших, но сын отца моего призовет народ свой оставить исполненный беды город и покинет его последним.

Поэтому они и понимают друг друга, первородный и правнук Кабиохов… Нельзя выжить, бросив тех, кто не может, не знает, не понимает… Достославный – заложник соплеменников, Повелитель Молний – Олларии и подхватившего его восстания. Тень и щит, как сказал Енниоль. Тень не может спастись в одиночку и не может быть свободна.

– Да пребудет над первородным милость Кабиохова, – тихо произнес гоган, – и да не коснется его гнев Луны.

– Я могу повторить вам то, что вы сказали мне в начале нашей беседы. – Иноходец не удержался и прикрыл глаза ладонями. – Но вы сделаете по-своему, как и я. Что ж, помогай вам хоть Создатель, хоть Леворукий… Если бы я мог молиться, я бы за вас помолился.

3

Граф Жанду, год назад проспоривший Марселю обед на четверых, бил крыльями и бойко курлыкал о величайшем счастье, здоровье Фомы, принцесс и прочих погодах. Марсель заверял дражайшего советника в ответном счастье и в том, что в Урготелле все здоровы, несмотря на дожди. Львиный Котик в растрепанных чувствах то вилял своим помпоном, то неуверенно взрыкивал, а перехвативший карету возле самого посольства Ангерран Карлион значительно улыбался. Жанду в ответ улыбался еще значительнее.

– Любезный граф, – перешел наконец к делу Карлион, ныне подвизавшийся в церемониймейстерах, – экстерриор примет вас нынче же вечером, и ваши верительные грамоты тотчас лягут на стол его величества. Не сомневаюсь, вы удостоитесь высочайшей аудиенции в самое ближайшее время. Его величество Альдо Первый необычайно дорожит дружбой с великим герцогом Урготским.

– Его величество Фома высоко ценит чувства его величества Альдо, – сообщил Марсель и даже не поперхнулся.

– Со своей стороны я несказанно рад видеть вас в добром здравии, – перешел на личности Карлион. – Ваше возвращение стало для всех нас приятнейшей неожиданностью.

– А для меня стала приятнейшей неожиданностью перемена вашего положения, – осклабился Марсель, – вы ведь раньше не занимали государственных должностей?

– Карлионы могут служить лишь Раканам! – отрезал Ангерран, лет десять мечтавший хоть о каком-нибудь местечке. – Только с приходом его величества я испытал величайшее счастье служения Отечеству.

– Ваши чувства всегда делали вам честь, – поклонился Марсель. – Особенно те, которые вы оберегали и оберегли от кровавых ищеек Дорака.

– Граф Ченизу, – вмешался Жанду, – господин посол ждет вас в своем кабинете. Увы, состояние здоровья не позволяет ему встречать гостей на пороге.

– Как же это прискорбно, – закивал Марсель, благодаря папенькиным рассказам составивший собственное представление о хворостях маркиза. – Я немедленно поднимусь к его высокопревосходительству. Готти, лежать! Ждать! Советник, вы позаботитесь о нашем талигойском друге?

– Разумеется, – заверил граф Жанду. – Господин Карлион, не желаете ли отобедать? Могу предложить…

Подданные Фомы знали толк и в еде, и в дипломатии, Карлион был Жанду на один зуб. Марсель еще раз раскланялся и неспешно двинулся по лестнице вслед за лакеем, сдерживая навязчивое желание проверить, не отстегнулось ли пузо. Ив никогда не позволил бы себе пришить меньше пуговиц, чем следует, но голова понимала, а руки тянулись пощупать.

– Ваше высокопревосходительство, прошу вас. – Лакей распахнул дверь, и Марсель с головой нырнул в ароматную печь.

– Мой мальчик, – раздалось из поддувала, – какое счастье!

Дверь захлопнулась мягким кошачьим шлепком – изнутри ее обили чем-то стеганым. Предусмотрительно, но душно.

– Ваше высокопревосходительство, – Валме наугад поклонился багровеющему камину, – я счастлив засвидетельствовать вам свое почтение.

– И только? – обиделось огромное кресло. – Сын друга моей юности мог бы проявить больше чувств.

– Увы, – закатил глаза граф Ченизу. – Друг вашей юности и мой родитель лишил меня своего благословения и наследства, вследствие чего мои чувства растрепаны.

– Прискорбно, – вздохнуло кресло и выпустило из своих объятий темный силуэт. – Задвинь засов и поверни два ближайших к тебе шандала.

Марсель повернул, и книжный шкаф вежливо посторонился. Огоньки свечей услужливо пригнулись, потянуло прохладой.

– Это мой второй кабинет, – сообщил посол, – там я работаю, а здесь принимаю гостей, которым нет смысла задерживаться. Прошу! Кстати, из второго кабинета есть выход к Данару, а всего в доме шесть потайных выходов. Тебе придется их запомнить.

– Это несложно, в Валмоне их не меньше двенадцати, – успокоил хозяина Марсель, с наслаждением переводя дух. В рабочем кабинете было уютно, а на столике у дивана в безмолвном ожидании застыли бутылки и закуски.

– Как себя чувствует проклявший тебя родитель и как он выглядит? Постарел? – заботливо осведомился Габайру. Маркиз все больше напоминал графа Шантэри. Дядюшка был младше и глаже, но печеное яблочко остается яблоком, а посольская натура возрасту и вовсе неподвластна.

– Все зависит от того, когда вы расстались. – Про́клятый виконт с достойным Котика вожделением оглядел мясо и птицу. Выбор был впечатляющим.

– В последний раз мы виделись семь лет назад. – Посол сделал приглашающий жест, и Марсель решил не церемониться. – По пути в Урготеллу я завернул в Валмон, и мы провели чудесную неделю. Ты развлекался в Олларии и только что кого-то прикончил, о чем я и уведомил Бертрама. Тогда он выглядел неплохо, только несколько располнел.

– Сейчас он располнел уже не несколько. – Марсель подавил желание обойтись с перепелкой в желе с адуанской простотой. – Но, возможно, скоро похудеет.

– Кто-то толстеет, а кто-то и усыхает, – согласился Габайру, заправляя расшитую мимозами салфетку за воротник. – Лично я усох, но, как говорится, лучше усохнуть телом, нежели разумом. Итак, ты собирался вытащить герцога Алва из Багерлее?

– Что значит собирался? – возмутился Марсель. – Я это сделаю. С вашей помощью или без нее.

– Нельзя выпить уже выпитое, – не согласился дипломат. – Уже два дня, как Алва по доброй воле перебрался в Ноху к кардиналу Левию.

– Значит, меня прокляли зря, – с чувством произнес Марсель. – Досадно, что Ворон уверовал в Создателя именно сейчас. Впрочем, я еще успею на какую-нибудь войну.

– Бертрам зря не проклянет, – встал на защиту папеньки ургот. – Граф Ченизу в Ракане полезнее восьми капитанов Валме в Торке. Кстати, должен тебя огорчить, твои верительные грамоты со временем призна́ют фальшивыми.

– С каким временем? – деловито уточнил Марсель, жуя перепелку.

– Умница! – с неподдельной нежностью произнес ургот. – Твои полномочия закончатся после восстановления в Талиге законной власти. Послом великого герцогства Урготского при дворе Фердинанда или же Карла Олларов являюсь я. Его величество Фома не признавал и не мог признать агарисского авантюриста даже временно, следовательно, подписанные им и ее высочеством письма и верительные грамоты являются фальшивыми.

– Ну, значит, быть мне мошенником, – согласился граф Ченизу. – Два подделанных письма и грамоты я привез, а где остальное?

– Здесь, – кивнул посол на инкрустированное эмалями бюро. – Когда закончишь с мясом, нажмешь тремя пальцами