Стоит начать их пристально разглядывать, как вдруг нежданно можно ощутить себя внутри пространства бумажного листа, среди нарядной толпы, гуляющей по Невскому. И вот тогда стоит попробовать двинуться по теневой стороне от Гостиного двора к Фонтанке; там меньше народа и есть надежда, что не толкнет бойкий посыльный модной французской портнихи, не станет досаждать назойливый торговец сайками, не оглушит пронзительным криком продавец кваса. Разве что старый шарманщик своей нескончаемой мелодией заставит взгрустнуть на мгновение, но зато развеселит носильщик скульптурной мастерской, на голове которого широкая доска уставлена бюстами гипсовых красавиц.

Если очень повезет, то в окне второго этажа старого здания Публичной библиотеки можно увидеть Ивана Андреевича Крылова. Как свидетельствует чиновник В. Завилейский, великий баснописец, лежа в окне, иногда без фрака, в одной жилетке, облокотясь на подушку, «посматривал на ходящий и езжущий народ и на кучи голубей, которые смело бродили тут и выпархивали из-под ног людей и лошадей…».

За углом библиотечного здания открывается Александринская площадь. Вечерами здесь столпотворение: кареты, коляски, пролетки извозчиков, яркие мундиры, разряженные дамы, чисто одетые ремесленники и мастеровые — все спешат на представление. Зато днем тихо и немноголюдно. Никто и ничто не помешает остановиться и внимательно разглядеть новые творения архитектора Росси, подивиться совершенству замысла, познать сущность композиции…

Широкая полоса тротуара из каменных плит отделяет прямоугольник площади от вечно оживленной полосы мостовой. В центре прямоугольника — овальный ковер из ярких цветов и зеленой травы. Собиратели городских новостей рассказывали, что садовый мастер Федоров получил за разбивку этого сквера 11 тысяч рублей, а чугунная решетка и фонари, отлитые по рисункам зодчего, обошлись в 45 тысяч.

Правую сторону площади ограничивает новое строение библиотеки. Опираясь на мощный цокольный этаж, сияют белизной восемнадцать колонн ее лоджии, протянувшейся на 79 метров. Они продолжают движение, начатое еще на углу Садовой и Невского закругленной колоннадой самого старого здания книгохранилища.

В промежутках меж колоннами десять каменных фигур знаменитых античных мыслителей, бесстрастно взирающих на прохожих. А над ними, над высокими светлыми окнами протянулся под карнизом рельефный фриз, прославляющий учение, науки, искусства.

Центр здания выделен аттиком — постаментом трона богини мудрости Минервы. Он расположен точно на оси, проходящей через центр Аничкова дворца, а небольшие ризалиты — чуть намеченные выступы по краям книгохранилища, смотрят прямо на павильоны дворцового парка. Так композиционно связаны строения, охраняющие подход к величественному объему храма муз.

Поднявшись на 32 метра, он царит над окружающими строениями. Еще недавно театр считался обязательной принадлежностью дворца, а здесь он гордо возвысился над ним. Карл Росси пренебрег запретом Николая Павловича строить в Петербурге здания выше 11 сажен (23 метра).

Мостовая из дубовых торцов вокруг театра, подобно раме у картины, выделяет его в окружающем пространстве. Парадный фасад — огромный портик, поддерживаемый с боков мощными пилонами. Но первое впечатление обманчиво. Вместо портика — просторная лоджия над сквозной галереей первого этажа (много позже ее закрыли), излюбленный прием архитектора Росси. А пилоны — гладкие плоскости массивной стены, где вместо больших окон второго этажа ниши с фигурами Талии и Мельпомены — муз-покровительниц комедии и трагедии. Венчает фасад традиционный для Росси аттик, на котором замерла в быстром беге колесница Аполлона. Все придает зданию особую торжественность. И вместе с тем в нем нет ничего нарочитого, ничего кричащего. Фасад театра похож, скорее, на торцовую стену огромной и нарядной дворцовой залы. А колонны, скульптуры, рельефные фризы самого театра, библиотеки и павильонов — ее естественное и необходимое убранство.

По аллеям, протянувшимся вглубь площади от библиотеки и дворцового павильона, прогуливается несколько пар. Кто они? Влюбленные, нашедшие место для свидания, приезжие, укрывшиеся в тени от летнего зноя, служители театра, устроившие себе короткий моцион?.. Благодаря уцелевшим чертежам и планам мы знаем, что на месте этих аллей должны были подняться трехэтажные строения, составляющие единое целое с двумя корпусами позади театра. Но, увы, они так и не были построены, и площадь многое потеряла в композиционном единстве.

Торцевые стены будущих зданий должны были смотреть на Невский шестиколонными дорическими портиками. Как бы перекликаясь с ними, встали по бокам театра на мощных аркадах портики восьмиколонные. Ажурные на просвет, они облегчают могучий куб театрального здания, лишая его сухой графичности. Ежедневно к шести часам вечера под аркады портиков вкатываются кареты и коляски тех, кто абонирует ложи. Одна из них, во втором ярусе, предоставлена в безденежное пожизненное пользование строителю театра господину архитектору Росси…

Площадь перед театром напоминает огромную дворцовую залу, где стены окрашены в светло-серый тон. На таком фоне особенно нарядно выглядят белые колонны и скульптуры. Подобная раскраска не случайна. Припомним, что так же окрашено здание Генерального штаба. Еще 13 декабря 1817 года император Александр (возможно, по предложению Карла Росси) издал указ: «…дозволять красить дома нижеследующими только цветами: белым, палевым, бледно-желтым, светло-серым, диким, бледно-розовым… и желто-серым». Под белесым петербургским небом каменные громады пастельных тонов с яркой и вместе с тем строгой декоративной отделкой должны смотреться особенно торжественно…

У тыльной стороны театра другое «убранство», другая жизнь, другие прохожие. Нарядные колонны фасада уступили здесь место скромным пилястрам. Нет аркад, позволяющих каретам подкатить к подъезду. Здесь входы служебные.

Еще сонная тишина царит в особняках и дворцах города, а уже плетутся к дверям храма муз его низшие служители и работники. «В это время, — как заметил Гоголь, — обыкновенно неприлично ходить дамам, потому что русский народ любит изъясняться такими резкими выражениями, каких они, вероятно, не услышат даже в театре». После двенадцати, когда оживает Невский, на площади появляются рядовые жрецы муз, имена которых обычно не указывают в афишах. Своей осанкой и гордо вскинутой головой они всячески стараются показать, что занимают на иерархической лестнице ступень гораздо выше, чем на самом деле. Ближе к пяти раздается громыхание больших обшарпанных карет: привезли молодых воспитанниц театральной школы. Строгие наставники блюдут нравственность девиц и всячески мешают их возможным встречам с назойливыми поклонниками. Последними прибывают в роскошных колясках или каретах своих покровителей знаменитые сегодня примы. Теперь недолго ждать съезда зрителей…

Два трехэтажных здания, стоящих параллельно Невскому, своими галереями на первом этаже и дорическими колоннами аккомпанируют зданию театра и подготавливают путника к движению по новой улице. У этих строений своя, особая жизнь. Здесь царство спешащих чиновников в зеленых мундирах, здесь движение карет, запряженных четверней, а то и шестерней. В корпусе справа, если смотреть от Невского, разместилась квартира министра внутренних дел. В левом — квартира директора императорских театров.

В 1833 году на должность назначен А. М. Гедеонов, знакомый Карлу Ивановичу еще по Твери. Мать