знания. Но он столкнулся с новой проблемой — теперь я уже не тот, что был ранее. Моё будущее такому слабаку, как он, отследить не удаётся — разница в силах слишком большая. Однако он может узнать будущее иными путями. Например, прямо сейчас, прямо здесь, решается судьба всей расы ректов. Точнее я её решаю. А в линиях будущего осталось только два возможных пути развития событий. Каждый из них противоположен: первый уничтожит ваш вид навсегда, полностью, на корню, а второй оставит всё так, как есть. Даже больше скажу, сейчас вся судьба вашего вида зависит вот от этой склянки.

С этими словами в руках Никиты появилась склянка на двести миллилитров с мутно-синей густой жидкостью.

— И знаете в чём ирония? Когда-то история человечества решалась точно так же. Только это был выбор случая. Случайная мутация одного из организмов вируса. Всего один микроскопический организм случайно получил повреждение генетической структуры, что стремительно начала восстанавливаться. И вот, когда уже всё было почти восстановлено, остались последние аминокислоты. И, грубо говоря, у неё был шанс пятьдесят на пятьдесят, какой стороной встать. Одной — организм бы умер, как и многие до него. Но та встала второй стороной, микро организм мутировал и началась цепная реакция. Эффект бабочки, который привёл нас всех сюда, в данный момент. Пятьдесят на пятьдесят. Иронично, не правда ли? История имеет свойство повторяться.

— Никита, ты ведь собрался убить миллиарды живых и разумных существ! Подумай, тогда произошла случайность, как ты и сказал, то была воля случая, сейчас же ты хочешь сознательно обречь на смерть более двух миллиардов разумных существ. Ни тебе, ни твоей семье, никому такой груз на душу не нужен! Ты ведь понимаешь меня? — медленно, но твёрдо говорил Тирк.

— Знаешь, смотрю на вас, и понимаю, что вы не лучше людей. Но и не сильно хуже их. Возможно вы правы, а может и нет. В прошлый раз я страдал от уничтожения десятка тысяч из вас, а уж целый вид… в общем, держи.

С этими словами Никита кинул склянку, на что Тирк тут же бережно поймал её.

— Можете уходить, — сказал им Никита, поворачиваясь в противоположную сторону.

Находящиеся тут ректы переглянулись и в следующую секунду склянка испарилсь в сфере плазмы, не оставив ничего после себя.

Но не успел Тирк сделать и трёх шагов, как позади послышались звуки разбивающегося стекла.

Сердце Тирка замерло и он развернулся, что бы увидеть смотрящего на них с усмешкой на лице Никиту, под ногами которого находилось восемь разбитых склянок с синей жидкостью, что сейчас стремительно испарялась и распространялась во все стороны.

— Упс, какой я неуклюжий, — пожал плечами человек, — прощайте, ребят!

И с этими словами Никита телепортировался, оставляя на горной площадке рядом со столицей ректов только одиннадцать богов.

— И что теперь? — спросил кто-то из них, смотря, как вся жидкость полностью испарилась.

— Прощаться… — сказал Тирк, падая на колени, — только прощаться…

Часть 53. Конец

— И что с ними будет теперь? — спросила Аня, лёжа вместе со мной на главной башне нашего замка.

— Вымирание. Этот вирус — я создал его на основе ДНК Ингу и ректов. Оно и так было схоже, так что ничего сложного тут не было.

— Ну, это для тебя.

— Ну да, для меня. Какая разница? — повернул я голову к ней. — Вирус будет действовать по подобию спида, только намного более эффективно и агрессивно. Полностью уничтожается всякая имунная система, при этом в дополнение происходит быстрый распад хромосом. Всего за несколько месяцев вирус поражает организм даже таких мощных существ, как ректы. А самое главное, вирусу совершенно не интересны люди. Только ректы и существа, несущие в себе доминантные гены вируса.

— А люди, выработавшие иммунитет? — спросила Аня, не сомневаясь, что и это я продумал. — Они, ведь, тоже несут в себе следы вируса?

— Это совершенно разные вещи. Носителей доминантных генов вирус ослабляет и убивает. Носителей иммунитета же вирус меняет в лучшую сторону. Чем то это напоминает полный курс генетических модификаций, который я тебе провёл, только процесс будет растянут на многие годы. Позже я собираюсь вывести и выпустить новый штамм вируса, но уже прививающий людям некоторые магические гены, которые должны будут существенно помочь всему человечеству, как виду.

— Собираешься изменить людей?

— Да. Вполне возможно, через сотни поколений направленного развития, позаботься я об этом, люди и сами бы до этого дошли. Но сколько проблем можно будет избежать, если дать эти способности уже сейчас? А самое главное, это должно существенно ускорить развитие человечества. Сейчас, после исчезновения ректов, людей останется не так уж много, но они активно начнут заселять освободившееся место, и, в этот момент, генетически модифицировать всё человечество намного проще, чем когда их станет огромное множество.

— Сейчас ты так спокойно рассуждаешь о истреблении пары миллиардов ректов, а ведь когда-то, убийство десяти тысяч из них ввело тебя в депрессию. В истории тебя могут прозвать чудовищем за такое. Даже сами люди.

— Не спорю. Но знаешь… чем больше крови и костей положено в фундамент империи, тем она станет крепче и будет жить дольше. Пусть и не империю я создаю, но мы говорим о целой цивилизации. А то, как меня назовут через века или тысячелетия, меня не особо волнует. Я тут уже вообще шестьдесят веков богом смерти подрабатываю. Не думаю, что станет хуже.

— А что о тебе подумают дети? — спросила она и замерла. — Я-то прекрасно тебя понимаю и поддерживаю, но дети ведь не знают всего, вряд ли они смогут понять то, что ты сделал. Когда они станут взрослее…

— Не волнуйся. В этом деле у меня возникло беспокойство уже давно. А примут ли дети мои поступки? Смогут ли понять? Но в итоге решил, что будь, что будет. Я уделю им столько времени и внимания, любви и заботы, сколько смогу, а если когда-нибудь появятся вопросы… я просто дам им пережить то, что тогда произошло, — сказал я.

— В каком смысле? — спросила она.

— Я дам им посмотреть мои воспоминания об апокалипсисе. Не сейчас, понятное дело, они ещё слишком маленькие для таких зрелищ, но позже, если пожелают, они увидят всё, что тогда произошло. А уже потом пускай решают, как ко мне относиться и к моим поступкам, моим действиям.

— Ты только помягче будь с ними, я про всех детей, в том числе и про тех, которых ты взял на обучение.

— Я с ними предельно аккуратен. Мне не нужны сломленные дети, или психи какие-нибудь. И я