время как бросился назад, не выпуская Эндрю из своей хватки.

Он сдался, сломался, даже уже не вырывался, просто с болью выл, как, бывает, женщины рыдают на похоронах — бездумно, растворившись в своем горе… Каждый его стон, каждый болезненный крик ударял меня, как хлыст, ведь теперь был в ответе не только за свою жизнь. Когда взял этого затравленного, обезумевшего от постоянных издевательств человека с собой, полностью взвалил заботу о его безопасности на свои плечи, ведь он-то был недееспособен. Какое имел право так делать?! И теперь, получалось, именно погубил его в своей неосторожности и опрометчивости.

Буквально проплыв уже несколько метров в обратном направлении, заметил массивный люк в стене, который вначале пропустил по причине того, что он не вел вверх. Теперь его крышка с затвором уже были полностью скрыты под водой. Рванулся к ней как к последней надежде и навалился на кольцо, не оставляя при этом пациента. Мои ноги еще касались пола, потому, уперевшись кое-как, сумел провернуть затвор несколько раз, после чего потянул крышку на себя. Длинный узкий проход, который открылся передо мной, был доверху заполнен сточными водами — очевидно, вода поступала не только туда, где были заперты в ловушке мы с Эндрю — кроме того, в проходе царила кромешная тьма, как в безмолвном отсеке затонувшей подводной лодки. Вода доходила уже до горла, потому понял, что этот путь — единственное, что вообще осталось…

Бросив напоследок горестный, виноватый взгляд на Эндрю и отпустив его руку, надвинул на глаза продолговатые окуляры и, набрав полные легкие воздуха, нырнул в мутную воду. К счастью, под водой прибор ночного видения продолжил работать, хотя видимость и снизилась до предела. Быстро, но буквально на ощупь преодолев в темной зелени инфракрасного излучения несколько метров, выплыл в некой заполненной доверху водой комнате, в которой также было немало уходивших вверх труб. Очевидно, вода поступала вниз и через них.

Чувствуя, что задерживать дыхание дальше становится уже сложно, не слыша ничего, кроме подводных течений, беглым взглядом окинул потолок, где обнаружился узкий аварийный лаз, крышка люка которого была уже открыта. Мой разум заметался в нерешительности, хотя мешкать нельзя было ни в коем случае.

«Это последний шанс! Там можно выбраться наверх! Лишь бы дыхания хватило!..» — в панике подумал, дернувшись в направлении лаза.

Мог лишь смутно догадываться, куда приведет этот ход, и смогу ли открыть крышку люка, но сдерживать судорожный вдох становилось все труднее.

«Воздуха не хватит! Надо вернуться!» — пронеслось в моей голове, когда заглянул в темную пустоту лаза, уходившую вверх — даже мощности прибора ночного видения не хватало для того, чтобы разглядеть то, что скрывалось в этой тьме.

Тут же до меня дошло осознание того, что за это время, протяженность которого уже не мог определить, главный туннель мог заполниться водой доверху — просто потерял бы драгоценное время, вернувшись туда! Опять дернулся в направлении темного прохода, но и вновь застыл, с трудом сдерживая вдох.

«Эндрю остался там!» — в ужасе опомнился.

Вспомнил свой последний кошмар, где на моих руках вновь умирал Кэссиди. Убежал в своем сне, убежал, в то время как он кричал мне вслед: «Не оставляй!» Но это был только сон. Знал, не смогу жить с таким грузом вины и ненависти по отношению к себе, даже если выберусь из этого подводного ада.

Не теряя более ни секунды и уже не колеблясь, повернул назад, из последних сил сдерживаясь от того, чтобы сделать вдох. Под завывание водного потока преодолел несколько метров, кажущиеся бесконечностью, и одним рывком бросился вверх, понимая, что в любом случае сделаю вдох, даже если воздушного кармана наверху не окажется.

С шумом вынырнув, судорожно захватил воздух открытым ртом, при этом ударив прибор ночного видения об потолок — наверху оставался слой воздуха в несколько сантиметров. Мог коснуться губами ветхого кирпича. Мне приходилось неестественно выгибать шею, чтобы достать воздух. Эндрю находился рядом, вцепившись бледно-желтыми пальцами в ржавую трубу, проходившую под потолком. А вода все лилась и лилась.

Изуродованное лицо пациента было абсолютно мокрым, не знал, от слез ли. И глаза. Сетчатка одного его глаза была давно уже повреждена, но другой глаз был зрячим. Узнал этот взгляд — так на меня смотрел Кэссиди. Нет, не на меня — на свою Смерть.

— Сейчас считаю… до трех… и ты делаешь глубокий… вдох! — перекрикивая бурлящую воду, проорал. — Ты понял?! Понял?!

Эндрю молчал, не сводя взгляда с одной точки перед собой, но времени уже не оставалось. Выживем вместе, или погибнем вместе.

— Раз!.. Два!.. Три! — срывая голос, прокричал и, вдохнув