Шрифт:
Закладка:
Весной 1941 года он опять писал Хаасу: «У меня задумана книга, и уж если я вышел в тираж и слишком стар, чтобы сражаться на войне, я ее напишу». Он все еще надеялся, что ему удастся принять участие в военных действиях.
В мае Фолкнер всерьез задумался над книгой, которая давно маячила в его голове. «В прошлом году, — писал он Хаасу, — я упоминал о книге рассказов, основная тема которой — отношения между белыми и черными здесь у нас». Книгу он решил назвать «Сойди, Моисей».
Центральной фигурой книги стал Айк Маккаслин, внук Люшьюса Карозерса Маккаслина, одного из первых белых поселенцев, обосновавшихся в здешних местах, создателя плантации и богатства семейства. Айк Маккаслин фигурирует не во всех рассказах книги «Сойди, Моисей», но именно история его духовного возмужания, его нравственной борьбы с наследием прошлого, с «проклятием его отцов» — кодексом расовых отношений, господствующем на Юге, — составляет главный стержень книги.
Во втором рассказе книги «Огонь и очаг» появляется новый для Фолкнера персонаж — старый негр Лукас Бичем, внук по мужской линии основателя династии Маккаслина. Новизна этого образа в том, что Лукас Бичем совсем не похож на ворчливого, но преданного слугу Саймона из романа «Сарторис», нет в нем ничего и от подобострастных негров, как принято было изображать в «южных» романах. Лукас Бичем сильный, упрямый человек с развитым чувством собственного достоинства, упорно отстаивающий свою внутреннюю независимость от белых. Он говорит владельцу имения Заку Эдмондсу, который, по существу, являлся его дальним родственником: «Я негр. Но я и человек. Я больше, чем просто человек». Рядом с Лукасом вырисовывается фигура его жены Молли. В этот образ Фолкнер вложил всю любовь и благодарность к своей няне Мамми Калли. Он наделил Молли внешностью Калли, ее бесконечной добротой, самоотверженностью, человеческим достоинством.
Рядом с главной темой — историей расовых отношений и влияния этих отношений на души людей — в рассказе «Огонь и очаг» начинает просвечивать и другая тема, которая в полную силу зазвучит в последующих рассказах книги «Сойди, Моисей» — тема связи с землей, с природой, с вековечными устоями человеческой жизни, символизирующимся в образе очага в хижине Лукаса, где никогда не гаснет огонь.
Открывая эти рассказы — «Старики» и «Медведь», — читатель попадал в иной мир — в мир диких, девственных лесов, и повествование шло «о людях… не о белой, черной или красной коже, а о людях, охотниках с их мужеством и терпением, с волей выстоять и умением выжить, о собаках, медведях, оленях, призванных лесом, четко расставленных им и в нем по местам для извечного и упорного состязания, чьи извечные, нерушимые правила не милуют и не жалеют, — вызванных лесом на лучшее из игрищ, на жизнь, не сравнимую ни с какой другой».
Старый медведь в рассказе «Медведь» становится символом девственной природы, уже обреченной под натиском цивилизации, хищного стремления людей обогатиться за счет природы, готовых уничтожать природу ради наживы. В начале рассказа лес представляется мальчику могучим и вечным, ему кажется, что лес не может никому принадлежать, его нельзя купить, а на последних страницах Айк Маккаслин, уже взрослый человек, с грустью видит, как лесопромышленные компании вырубают заветные лесные чащи, где он когда-то охотился, где он возмужал в общении с природой. «Теперь поезд словно нес в обреченную на топор глушь знамение конца».
Когда Фолкнера упрекали в том, что он зовет к возврату от цивилизации у природе, он ответил очень достойно и мудро: «Я не поддерживаю идею возврата. Как только прогресс остановится, он умрет. Он должен развиваться, и мы должны нести с собой весь мусор наших ошибок, наших заблуждений… Мы должны нести эти тревоги и грехи с собой, и по мере нашего движения вперед мы должны излечивать эти тревоги и грехи».
В последнем рассказе книги «Сойди, Моисей» Айк Маккаслин, которому ночь не спится и он думает о своей прожитой жизни, подводит итоги: «Ведь это его земля, хотя он никогда не владел ни единым ее клочком. Да и не хотел тут владеть, зная, какая ее ждет судьба… И внезапно он понял, почему ему никогда не хотелось владеть этой землей, захватить хоть немного из того, что люди зовут «прогрессом». Просто потому, что земли ему хватало и так».
В мае 1942 года книга «Сойди, Моисей» вышла в свет. Она имела успех у критики, но денег принесла немного. А финансовое положение Фолкнера было ужасным. В июне он писал одному своему знакомому: «Я даже не мог заплатить за два месяца за телефон, я должен бакалейщику 600 долларов, топлива на зиму нет. Но если бы я мог уехать в Калифорнию, я уверен, что через шесть месяцев я был бы в порядке».
Он подписал контракт со студией братьев Уорнеров и уехал в Голливуд. Он не предполагал, что закабалился на целых семь лет.
Он плохо переносил Голливуд. «Мне не нравится здесь климат, люди, их образ жизни, — писал он. — Здесь никогда ничего не случается, а потом в одно прекрасно утро вы просыпаетесь и обнаруживаете, что вам уже шестьдесят лет».
В этот период жизни Фолкнера началась его переписка с критиком и литературоведом Малькольмом Каули, который хотел написать о нем большую статью. В одном из своих писем к Каули Фолкнер сформулировал некоторые очень важные принципы творчества.
«О какой бы книге ни шла речь, — писал он, — я в первую очередь стремлюсь сделать повествование возможно более ярким, доходчивым, всеобъемлющим… Я пытаюсь сказать все в одном предложении, между заглавной буквой и точкой. Я еще не отказался от попытки уместить весь свой рассказ на булавочной головке. Но мне это не удается. Удается лишь одно: бесконечные попытки как-то по-новому добиться своего. Я склонен думать, что мой материал — Юг — не играет для меня решающей роли. Просто он мне хорошо знаком, а изучать новый нет времени — я должен писать, и мне отпущена лишь одна жизнь».
Он долго и мучительно работал над новым романом «Притча», о котором речь будет впереди. «С книгой все будет в конце концов в порядке, — писал он своему издателю, — только потребуется, может быть, 50 лет, прежде чем мир найдет время прочитать ее. Она очень длинная и замедленная».
Постоянная нужда в деньгах тем не менее заставляла искать какой-то выход. В начале 1948 года он решил ради заработка написать рассказ и вдруг загорелся новой идеей. В начале февраля он сообщил издателю Оберу: «15 января я отложил свою большую рукопись,
