Шрифт:
Закладка:
Кое-как Аркадий перевязал раны и побежал в глубь леса. Стрельба сзади все усиливалась, подстегивая его. Сначала он хотел залечь в лесу, остыть, успокоиться, чтобы принять какое-нибудь решение, но пальба стала быстро приближаться, и Аркадий снова рванулся вперед. Он понимал, что в горячке боя с ним никто не станет разговаривать.
Партизаны отступали к реке, к мосту, по Аркадий не знал этого. Он тоже бежал в сторону моста, только метрах в трехстах впереди партизан.
А мост уже был в чужих руках. Возле моста лежали гитлеровцы и ждали партизан. Путь за реку был отрезан.
Аркадий вдруг увидел их, иссера-зеленых, напряженных в ожидании, — возле реки. Мост был слева. Они лежали вокруг ручного пулемета, направленного в сторону леса. Их было восемь.
Это была ловушка. Партизан ждала гибель.
А стрельба, шум, слитый из десятков голосов, все приближался.
Один немец заметил Аркадия и крикнул, вытянув руку.
Но Аркадий уже принял решение.
В этот миг он прижал приклад к животу и, поддерживая автомат коленом, открыл огонь.
Он видел, как шлепнулся немец с вытянутой рукой.
— Получай русский гостинец!
Аркадий стрелял, пока не кончились патроны.
Но в него тоже стреляли.
И снова пуля задела, Аркадия. Прилетев сзади, она обожгла плечо. На плечо и грудь брызнула кровь. Оглянувшись, Аркадий увидел других немцев: их было здесь больше, чем он предполагал. Вряд ли он мог уйти от них.
Но теперь-то Аркадий знал, что партизаны предупреждены и смогут, наверное, избежать засады.
Еще одна пуля впилась Аркадию в ногу. Оставалось одно — прыгать в реку.
Аркадий прыгнул с невысокого обрыва и поплыл. Автомат он утопил.
Справа, откуда стреляли, его загораживали кусты. Загребая здоровой рукой, он поплыл наискосок.
Сначала немцы стреляли сквозь кусты. Пули четко булькали где-то сзади Аркадия.
«А ведь уйду!» — промелькнула радостная мысль.
Река была неширокая. Противоположный берег был отлогий, песчаный. Дальше — ивняк, глухие кусты.
Плыть было можно, хотя Аркадий и чувствовал, что силы слабеют.
«Уйду!»
Перед глазами выбило из воды частые фонтанчики. Они цепочкой побежали по воде. Аркадий ушел вглубь.
Он не видел, что трое немцев выскочили на мост и стреляют по нему из автоматов. Когда он вынырнул, фонтанчики забулькали рядом.
Берег был близко, в каких-нибудь десяти метрах.
И тогда-то пуля клюнула Аркадия в спину.
Он опять ушел под воду, а когда всплыл, понял, что на этот раз ранен очень серьезно: изо рта у него хлынула кровь.
И все-таки он выскочил на песок и побежал к кустам.
Здесь его настигла еще одна пуля.
Он упал, с разбегу ударившись о мягкую сырую землю, а потом пополз. Он полз, подчиняясь единственному желанию: не умереть сразу, спасти список.
— Список… список… список! — твердил он одно и то же слово, и только список обреченных людей, четкий, как бы высеченный на каменной плите, стоял у него перед глазами в это мгновение.
Рука Аркадия взрывала податливый дерн луговины, в рот набивалась трава и земля, смешанные с кровью. Аркадию казалось, что он ползет все быстрее и быстрее; он еле поспевал за каменной плитой с высеченными на ней фамилиями; оглушительно свистел, ревел над ним ветер, рука Аркадия гребла все стремительнее и стремительнее, словно не земля была, под рукой, а воздух, словно ввысь поднялся он и свободно парил, как птица.
Но вдруг ощущение полета пропало, Аркадий почувствовал землю всем телом. Земля пахла кровью; этот острый запах бил в нос, оглушал Аркадия, и он…
Русская земля! До каких же пор ты будешь пахнуть кровью?!
ПОСЛЕДНЯЯ ГЛАВА
Вот и закончился рассказ о друзьях из Ленинской школы.
О Саше Никитине. Об Аркадии Юкове.
Отзвучали, смолкли родные голоса — и можно ставить точку.
Но кто скажет, что жизнь прекратилась и дороги кончились?
Завершилась лишь книга, как и всякое человеческое дело, а в книгу, даже самую мудрую и длинную, вмешается только частица жизни. У всякой книги есть рамки, а у жизни рамок не бывает. Нельзя всего рассказать, всех упомянуть, все дела довести до конца.
А о старых друзьях можно бы еще долго говорить.
О Борисе Щукине. О Жене и Соне.
Мы расстаемся с ними в трудное время.
Сентябрь тысяча девятьсот сорок первого года.
Длинен еще путь до мая тысяча девятьсот сорок пятого.
Кто из них пройдет его, кто падет на полпути?..
Говорить подробно об этом — значит начать новую книгу.
Много было разговоров. Были разные версии. После войны кто-то говорил, что летом сорок второго года в одном из партизанских отрядов встречали смелого разведчика Аркадия Юкова.
А кто-то утверждал, что в сорок шестом отдыхал с Юковым в одном из санаториев на Черном море.
Может, все-таки спасся, выжил Аркадий?
Много легенд родилось в те суровые военные годы. Одни из них живут до сих пор. Другие забыты, умерли.
Смертельно раненный полковник Павловский сообщил перед кончиной Нечаеву, что кто-то спас его отряд, открыл стрельбу возле моста, только поэтому отряд не попал в ловушку. Но кто стрелял — не узнал и Нечаев.
Остается сказать немного.
Андрей Михайлович Фоменко — теперь генерал.
Мария Васильевна Лашкова — жена, его.
Семен Золотарев стал киноработником.
Николай Шатило работает врачом в одной из сельских больниц на Северном Кавказе.
Сергей Иванович Нечаев был во время войны партизанским генералом, сейчас он на пенсии.
А партийный пост его в Чесменске занял хороший наш знакомый Олег Подгайный.
В конце пятидесятых годов в Чесменск из заключения возвратился бывший полицай — Макарычев. В бою возле моста он добровольно сдался в плен, а потом работал у Дороша. Вместе их и судили.
В Чесменске Макарычев встретил Константина Павловского.
Но более подробно мы узнали об этом из одного письма.
«Здравствуй, Соня!
Сегодня я послал заявление директору нашего совхоза с просьбой продлить мне отпуск. С нетерпением хочется домой, в Заполярье, но серьезные обстоятельства заставляют меня задержаться в Чесменске еще дней на пять.
Сейчас я все объясню тебе, милая.
Начну по порядку.
Последний раз я писал тебе в день отлета из Кисловодска. Чудесно отдохнул и подлечился — ну, ты уже знаешь об этом.
Чесменск стал неузнаваем. Почти полностью разрушенный в 1941 и 1944 годах, он восстановлен, и теперь, по-моему, один из красивейших городов Союза. Чесменск построен заново — и как построен! Я привезу с собой фотографии его улиц,
