– Так скоро? Ведь твоей малышке всего лишь четыре месяца.

– Если я не вернусь сейчас, то потеряю все, что наработала за минувшие годы.

– Но это же не так, Лусия. Ты – самая знаменитая исполнительница фламенко не только в Южной, но и в Северной Америке. К чему такая спешка, querida?

– Мамочка, у зрителя короткая память. К тому же сейчас, после ухода из жизни Аргентиниты, что ни день будут появляться молодые танцовщицы, которые обязательно бросят мне вызов и постараются отобрать у меня корону. Да и потом, я уже успела соскучиться, – вздохнула в ответ Лусия.

– По чему именно ты соскучилась?

– По танцам, разумеется! Ведь я прежде всего танцовщица.

– Но теперь ты еще и мать, – осторожно напомнила Мария, глянув на Айседору, безмятежно спавшую в своей коляске «Сильвер Крос», которую они специально поставили в тень.

– Да, и я не могу совмещать и то и другое.

– Все ты можешь, отлично можешь… То есть ты хочешь, чтобы мы снова вернулись в Нью-Йорк?

– Мамочка! – Лусия уселась в плетеное кресло напротив матери. – Я хорошо помню, каково мне было ребенком постоянно находиться в дороге, переезжать с отцом из одного города в другой, спать в повозках, а то и просто на земле, не получать образования и не иметь места, которое я могла бы назвать своим домом.

– А я думала, Лусия, что тебе нравится жить жизнью вечного странника. Ты ведь всегда повторяла, что больше всего тебя радует то, что ты не знаешь, что принесет тебе грядущий день.

– Да, я так говорила, это правда. Но у меня не было иного выбора. Зато он есть у Айседоры. – Лусия замолчала на какое-то время, потом снова взглянула на мать. – Я знаю, тебе здесь нравится, мама. И я знаю, как ты любишь Айседору. А потому, – она снова замолчала и продолжила после короткой паузы, – как смотришь, если ты останешься здесь вместе с ней?

Мария постаралась ничем не выдать свою радость. В конце концов, главное для нее сейчас – это потребности ее маленькой внучки.

– То есть ты собираешься уехать в Нью-Йорк одна?

– Si, но я стану часто навещать вас, как только смогу.

– Но, Лусия, твоя дочка еще такая крошка. Ей нужна мать. Разве я смогу заменить Айседоре родную мать?

– Еще как сможешь, мама. Ты ведь создана для материнства. В тебе столько терпения и нежности, сколько у меня и в помине нет. Ты же знаешь, как меня раздражает ее плач. Но главное – деньги на исходе. Вот что важно. Надо возвращаться в Америку и снова начинать зарабатывать. Или хотя бы встретиться с отцом и вытребовать у него еще какую-то сумму денег.

– И на какой срок ты предполагаешь уехать?

– Контракт на шесть месяцев. Думаю, за это время я сумею заработать достаточно денег для того, чтобы выкупить этот дом, – рассмеялась в ответ Лусия. – И тогда у нас появится уже собственная крыша над головой. Навсегда! Ты только представь себе, мамочка, такое!

– Да, Лусия, это было бы очень хорошо, – согласилась с дочерью Мария, понимая, что дальнейшие споры бесполезны. Тем более пререкания по поводу будущей судьбы Айседоры. Уж коль скоро Лусия втемяшила себе что-то в голову, то переубедить ее не смогут все силы земные и небесные.

– Поступай, как знаешь, querida.

– Вот и хорошо. Значит, все решено.

Лусия поднялась с кресла, и Мария прочитала в глазах дочери нескрываемое облегчение от того, что разговор закончен.

* * *

– Как я могу требовать от нее, чтобы она забросила свои танцы? Ведь это же смысл ее жизни, – попыталась Мария ночью объяснить Рамону, пересказывая ему свой разговор с дочерью.

– Но она ведь мать, Мария. Она нужна своей малышке.

– Твои дочери хорошо выросли и без матери, – напомнила ему Мария. – Главное, чтобы рядом с ребенком был человек, который бы его любил, а кто он – это уже не столь важно.

– Да. И где мои дорогие девочки сейчас? – вздохнул Рамон, и его лицо исказилось от душевной боли. – Лежат где-то в городе в общей могиле вместе со всеми остальными безвинно убиенными.

– Вместе с моими мальчиками, их женами и моими внуками, – добавила Мария, беря Рамона за руку.

– Зачем мы выжили, а? Ведь это же им надо было жить. Жить и покорять этот мир.

Вот вопрос, который каждый из них задавал сам себе каждый день.

– Не знаю, Рамон, не знаю. И наверняка никто из нас не узнает, пока не наступит наша очередь отправляться на небеса. Но мы, во всяком случае, хотя бы сможем защитить будущее поколение.

– Да, вот так оно и получается. Мы оплакиваем наших погибших детей и внуков, а иная мамаша с легкостью бросает собственное чадо. – Рамон укоризненно покачал головой. – Как только Лусия не понимает, какой бесценный дар она получила от небес?

Мария знала, Рамон порицал Лусию за ее эгоизм и частенько конфликтовал с ней на этой почве.

– У каждого человека есть свои слабые и сильные стороны. Все, что мы можем, это принимать людей такими, какие они есть. К тому же, Лусия права: хоть кому-то в этом доме надо подумать о поиске работы, пока мы окончательно не остались без денег.

– Надеюсь, с наступлением лета я смогу вернуться к себе и устроиться где-нибудь батраком, – отозвался Рамон. – Сейчас я обязан зарабатывать деньги и приносить их в дом.

– Рамон, ты не хуже меня знаешь, что в Испанию вернулись тысячи людей, и все они отчаянно нуждаются в работе. Почему бы тебе не попробовать предъявить права на свою апельсиновую рощу? Ведь это же твоя собственность. – Уже в который раз Мария напомнила Рамону о том, что было. – Ведь это же несправедливо. Ты честно заплатил за свою покупку. Роща твоя, и по праву.

– А какие у меня на руках есть доказательства того, что она моя? Какой-то клочок бумаги, на котором продавец обозначил сумму, которую я должен был заплатить ему, и все. Сделка ведь не была оформлена по всем юридическим правилам, Мария. И что? Мне сейчас судится с правительством Франко, которое и забрало когда-то у меня эту рощу? – Рамон с сомнением покачал головой и глухо рассмеялся. – Не думаю, что у меня есть шанс выиграть это дело.

– Но если не бороться, то тогда ничего не изменится.

– Мария, думаю, мы уже с тобой достаточно поборолись для того, чтобы просто выжить. Наверное, пока ты странствовала по дальним странам, ты уже успела подзабыть, кто мы такие. А мы – цыгане, низшие из низших. Нас никто и слушать не станет.

– Потому что мы никогда не говорим! – возмутилась в ответ Мария. – Прости меня, Рамон, но в Америке, там все по-другому. Взгляни, чего добилась Лусия, будучи цыганкой. Куда бы она ни приезжала, ее везде встречали и чествовали, как звезду.

– Да, за ее талант. Но Лусия – это редкостное создание, ни на кого не похожее. А кто я такой? Простой батрак, да и только.

– Пусть батрак, – тихо промолвила Мария и взяла Рамона за руку. – Но ты – человек, которого я люблю всем сердцем.