— Разве у тебя сегодня должна быть тренировка с Мамору? — спросил Такеши, хотя прекрасно знал ответ.

— Нет, — мальчишка мотнул головой. — Я не жду Мамору-сана. Это… это я сам, — он бросил в сторону отца быстрый взгляд и отвернулся, предпочитая смотреть чуть вбок.

Он чувствовал себя неуютно, хоть и пытался это скрыть, но Такеши все равно видел: заметил и слегка приподнятые плечи, и то, как сын переступил с ноги на ногу, и как редко смотрел ему в глаза.

— Зачем?

Таро подавил вздох и поднял голову.

— У меня не получается движение запястьем. Не могу вывернуть руку, — он отозвался с явной неохотой и многое отдал бы за то, чтобы и вовсе не признаваться в своем неумении вслух. Тем более отцу. Но не ответить на его прямой вопрос он не мог.

Такеши едва заметно повел бровью. Он не помнил, чтобы Мамору или Мусасибо-сама говорили ему, что у сына что-то не получается на тренировках.

— Покажи, какое, — коротко велел он, и Таро с трудом сдержал изумление. Отец редко участвовал в его занятиях.

Он вложил в ножны затупленный тренировочный клинок и повел плечами, распрямляясь. Такеши стоял близко — на расстоянии вытянутой руки, и мальчишка чувствовал и тревогу, и радость от его присутствия. А еще страх — он ненавидел разочаровывать отца.

Таро резко вытащил меч и направил локоть в землю, чтобы выкрутить запястье и нанести скользящий удар снизу по диагонали, и, не удержав, в очередной раз уронил клинок. Он не надеялся, что сможет довести движение до конца — после нескольких десятков предшествующих провальных попыток, да еще и при отце, но все равно вздрогнул.

Такеши нахмурился. Что-то поменялось в его сыне за время поездки к Сёгуну. Он заметил, что Таро стал тише и молчаливее, еще когда они гостили в поместье Нарамаро, но у него не было времени присмотреться к мальчишке повнимательнее, чтобы понять.

— Подойди, — он сам поднял с земли меч и протянул его Таро рукоятью вперед. Когда сын шагнул к нему, Такеши положил ему руку на плечо и, развернув спиной к себе, накрыл его ладонь своей. — Теперь пробуй.

Таро послушно вытащил клинок и на этот раз ладонь отца не позволила его уронить, стиснув ему пальцы на рукояти стальной хваткой. Он дернулся от короткой вспышки боли — на миг ему показалось, что он вывихнет сейчас запястье, но уже через пару секунд с удивлением разглядывал меч, который по-прежнему держал в руке. Сзади раздался тихий смешок отца.

— Меньше думай, — сказал Такеши, отпуская сына. — Ты же не думаешь, как поднять ногу, когда идешь. Ты просто идешь. Так и меч должен стать продолжением твоей руки, и ты не должен о нем думать. Тогда не будешь ронять.

Таро едва заметно повел плечами и обернулся. Отцу легко было говорить!

Говорили, что он едва ли не родился с катаной в руке, и самураи, заставшие еще его деда, подтверждали, что маленький Такеши схватывал любое движение на лету. Таро подслушал множество подобных разговоров, и все они велись лишь потому, что он сам — и на десятую долю не так хорош с мечом, как отец! Он привык, что их постоянно сравнивали, и смирился, что сравнение было не в его пользу.

— Попробуй сам, — велел Такеши и шагнул назад, скрестив руки на груди. Он все пытался понять по выражению лица сына, чем заняты его мысли, о чем он столь напряженно размышляет этим ранним утром, что хмурит лоб.

Кивнув, Таро закусил губу и занес меч. Секундное ликование, охватившее его, когда у него получилось, испарилось без следа. Получилось не у него, а у отца, который держал его за руку и направлял во время движения. Он повторил и вновь уронил катану, чему даже уже не удивился.

Он наклонился за мечом, избегая смотреть на отца. Не так уж был не прав младший сын Сёгуна, которому он разбил нос, когда сказал, что в нем очень мало крови отца. И воинского умения.

— Идем со мной, — Такеши развернулся и медленно пошел в сторону сада, не сомневаясь, что сын последует за ним. Таро вложил катану в ножны, смахнул с лица пот, выступивший от усталости и страха, и побежал догонять отца — тот уже пересек тренировочную площадку и скрылся за деревьями.

Позади них медленно вставало солнце, и Таро обернулся несколько раз на поместье, пока бежал к отцу. Очень скоро дом оживет, и его охватит суета перед свадьбой его старшей сестры, и не стоило ли им вернуться обратно? Нехорошо, если они опоздают к трапезе, ведь матушка и Хоши будут их ждать… Но отец уходил вглубь сада, и Таро смотрел ему в спину.

Они дошли до пруда и ручья, что звонко журчал, ниспадая по камням, и Такеши остановился у поросшего камышом берега.

— Как ты думаешь, что самое важное для главы клана? — он искоса взглянул на сына, стоявшего на шаг позади.

— Быть хорошим воином, — без запинки отозвался Таро.

— Я — хороший воин? — с едва заметной усмешкой спросил Такеши, и мальчишка вскинул голову.

— Ты — великий, — просто отозвался его сын. — Все так говорят.

— Вот как, — Такеши усмехнулся уже открыто. — А «все» не говорили тебе, сколько раз я был в плену?

— Дважды, — Таро чуть склонил голову вбок, и прядь темных волос упала ему на глаза.

— Ты учил нашу историю. Знаешь, что мой брат сотворил с кланом, — он не спрашивал, но все же дождался от сына быстрого кивка. — Знаешь, почему Хоши выходит замуж в клан Асакура?

— Да, отец.

Таро опустил голову.

— Кто помог мне сбежать от Тайра во второй раз? И почему через несколько лет после войны мы едва не потеряли влияние на клан твоей матери?

Мальчишка, слегка опешивший от лавины вопросов — горьких, болезненно-острых, в замешательстве смотрел на Такеши. Он чувствовал, что может ничего не говорить — отцу не были нужны его ответы.

— То, что тебе говорят… то, что ты не так хорош, как я в твои годы, — Такеши повернулся к сыну и сжал единственной рукой плечо, заставляя смотреть себе в глаза. — Не это определит, каким главой клана ты будешь. Не то, выучишь ты эту связку, или нет. Ты должен уметь думать. Ты должен уметь думать сам.

Таро на секунду опустил взгляд. Отец упрекал его — и вполне заслуженно.

— Быть великим — недостаточно, — Такеши фыркнул и отпустил его, шагнув назад. — Я был великим воином, но я совершал такие ошибки, которые ты не