Я поставил кружку с кофе на верстак и подошел к своему байку, припаркованному на улице. Я отпустил подставку и затолкал его в гараж.

Я ремонтировал этот Harley с тех пор, как купил его больше месяца назад. Ему было десять лет, и предыдущий владелец относился к нему без особого уважения, скорее, как к велосипеду, чем как к дорожному мотоциклу. Но цена была разумной, и у машины был потенциал.

После нескольких недель возни с ним в свободное время, он был почти как новый. Еще несколько регулировок, и он будет идеально мне подходить. Лео обещал мне одну из своих знаменитых покрасок, как только все будет так, как я хочу.

Поскольку у меня была целая суббота, я приступил к работе.

Увлекшись машиной, я не слышал, как Женевьева вошла в гараж, пока она не прочистила горло позади меня.

Я оглянулся через плечо, и мои глаза забыли о своих манерах. Они проследили ее сверху донизу, пробудив чувства и части тела, которые дремали долгое, долгое время.

Это были ее ноги. Боже мой, у нее были сексуальные ноги. На ней были белые шорты, обрезанные до вершины бедер. Яркий хлопок резко контрастировал с тем, что казалось километрами загорелой кожи. Ее футболка была бледного шалфейно-зеленого цвета с вырезом, который опускался так низко, что у меня пересохло во рту. Ее волосы, рассыпавшиеся по плечам шоколадными волнами, плохо скрывали соски, проступавшие сквозь лифчик и майку.

— Эм…привет. — Она откинула волосы на грудь.

Мои глаза метнулись к ее глазам, уловив румянец на ее щеках, прежде чем я повернулся к мотоциклу и повесил голову. Черт. Напряжение между нами будет только усиливаться, если я буду пускать слюни по ней каждый день. — Прости.

— Никаких извинений, помнишь?

Я кивнул и встал, и на этот раз, когда я уделил ей внимание, я не сводил глаз с ее лица. Было ненамного легче сдерживать реакцию моего тела на нее, когда она накрасила губы. — Что случилось?

— Грузовик почти приехал с моими коробками. — Она помахала своим телефоном. — Они только что звонили.

Не почти. Они были здесь. На парковку въехал большой фургон. Я помахал им рукой, когда они подъехали задним ходом к лестнице. Затем мы провели следующие два часа, затаскивая коробки в квартиру.

Когда мы только открыли фургон, я совершил ошибку, решив, что Женевьева не прислала много вещей из Колорадо. Но теперь, когда коробки были свалены в кучу и втиснуты в квартиру, я понял, насколько маленьким было пространство.

— Спасибо. — Она смахнула пот со лба. — Одной мне понадобилась бы целая вечность.

Водители фургона и пальцем не пошевелили, пока она тащила наверх коробку за коробкой. Или пока я таскал по две за раз. Их наняли, чтобы вести машину, а не передвигать. Это не мешало им пялиться на ее ноги каждый раз, когда она спускалась по лестнице. Ублюдки.

— Я собираюсь спуститься и запереть магазин. Потом я помогу тебе распаковать вещи. — Хотя все эти вещи никак не могли уместиться. Мы будем спотыкаться о коробки целый год.

— О, все в порядке. Я могу сделать это сама.

Она дала мне выход. Я мог убраться отсюда и избегать ее еще несколько часов, но я никак не мог сосредоточиться на своем мотоцикле, зная, что она работает в одиночку.

— В какой-то момент нам придется научиться оставаться в одном пространстве. Может быть, нам даже станет комфортно друг с другом до такой степени, что мы не будем притворяться, что спим, когда другой бодрствует.

Она поморщилась. — Заметил это, да?

— Мы женаты. Или делаем вид, что женаты. Мы ожидаем, что люди будут относиться к нам как к супружеской паре, так что…

Она вздохнула. — Думаю, нам лучше научиться вести себя соответственно.

— Да. — Начиная с субботы по распаковке.

Мне потребовалось несколько минут, чтобы запереть магазин. Когда я вернулся, у Женевьев было шоколадное печенье во рту и одно на салфетке, которую она отложила для меня.

Я съел его в два укуса. — Хорошее печенье.

— Спасибо. — Она подошла к тарелке, где они были сложены, и достала еще два из-под пластиковой упаковки.

— С чего начнем? — спросил я, заглатывая второе печенье.

— Большинство из них — одежда. Как насчет шкафа?

— Давай я освобожу немного места. — У меня было не так много вещей, всего несколько рубашек на пуговицах и мои хорошие джинсы. Я снял их с вешалки, чтобы она могла взять все.

— А ты?

Я пожал плечами. — Я сложу их и положу в ящик. А ты займись шкафом.

Сегодня мы должны были его перевезти, чтобы она не жила на чемоданах в углу. И после сегодняшнего дня, возможно, до нее дойдет.

Это было не временно. Я жил с Женевьевой. Я был женат на Женевьеве. Не было смысла оплакивать отдельную жизнь или собственное пространство. Реальность заключалась в том, что мы были вместе.

Я доел еще одно печенье, затем достал ножницы из ящика на кухне. Я выбрал одну коробку с надписью обувь — достаточно безопасную — и разрезал пленку. Коробка была полна лифчиков и трусиков Женевьевы.

В моей голове всплыл образ ее бюстгальтера, надетого сверху. Это было бледно-розовое кружево без прокладок. Ее соски должны были просвечивать.

У меня пересохло во рту.

— Что это? — Она подошла ко мне и заглянула в коробку. — О.

Я покачал головой, отгоняя мысленную картину, и прочистил горло. — Судя по этикетке, обувь.

— Не туфли. — Она захихикала, прикрывая рот рукой, так как ее щеки стали розовыми.

Ее смех оживил квартиру. Как и печенье. Может быть, с Женевьевой это место станет домом, а не коробкой, до жути похожей на тюремную камеру, только без решеток.

Женевьева смахнула коробку с нижним бельем и пнула ее в сторону своего чемодана. Затем мы открыли следующую коробку в стопке, на этот раз с обувью. Она укладывала вещи, пока я открывал и сворачивал коробки. Я съел еще пять печений, пока она старательно запихивала свой гардероб в шкаф. Оставалось еще десять коробок, но шкаф был забит до отказа.

— Это жалкое подобие шкафа. — Она нахмурилась. — Но пока сойдет. По крайней мере, у меня есть одежда, которую я смогу носить на работе на этой неделе. Надо будет купить вешалку или что-то в этом роде. Amazon Prime — это что-то в Монтане?

— Моя мама постоянно им пользуется.

— Твоя мама живет здесь? — У нее отвисла челюсть. — В Клифтон Фордж?

— Нет, в Бозмене. Там я вырос.

— О. А она — ее