Фабиан давно потерял счет попыткам припарковать машину в пустой карман напротив его дома на Польшегатан. Она все равно встала криво, одно заднее колесо оказалось на тротуаре, но ничего не поделаешь.

Он перешел дорогу и отчетливо почувствовал, что удерживать равновесие получается с трудом. Но он, по крайней мере, не спотыкался и почти сразу нашел в связке нужный ключ от дома.

Это был первый раз, когда он вел машину пьяным. Бывало такое, что он садился за руль, выпив задолго до этого один или два бокала вина, которые не успевали выветриться полностью, и в случае проверки алкоголь могли бы обнаружить в крови. Но никогда в жизни он не садился за руль таким пьяным, как в этот раз.

Сегодня все шло не так, как должно было. Вместо того чтобы отправиться домой вместе с Теодором и поддержать его, подготовить к тому, что вскоре придется выступить в суде в качестве свидетеля, он после нескольких часов попыток заставить датского прокурора изменить свое решение вынужден был возвращаться домой через пролив совсем один. Он был слишком наивен. Он заставил и самого себя, и остальных членов семьи принять желаемое за действительное, заставил думать, что все как-нибудь образуется. Если они будут поступать правильно, то все в конечном итоге тоже будет идти в правильном направлении. Как будто был такой закон природы, всеобщая справедливость.

Но такие мысли оказались абсолютно ошибочными.

Он позвонил Соне с парома и рассказал обо всем, и она восприняла это на удивление спокойно и, казалось, думала о чем-то совсем другом. Он спросил, о чем именно она думает, но она уклонилась от ответа, только сказала: «У тебя есть столько времени, сколько тебе нужно».

Алкоголь, безусловно, сыграл свою роль. Уже после нескольких стаканов мысли о Теодоре стали расплывчатыми и неясными. Еще после нескольких тревога почти исчезла, и он убедил себя в том, что в конце концов все будет хорошо. Но когда он вошел в дом и почувствовал запах только что приготовленной лазаньи, то беспокойство немедленно вернулось.

Стараясь не разбудить Соню, он разделся на нижнем этаже, почистил зубы и умылся в гостевом туалете, прежде чем поднялся в спальню и залез под одеяло. Но когда он передвинулся на середину, чтобы обнять Соню и шепнуть ей на ухо, что он дома, то обнаружил, что ее часть кровати пуста.

Он сел и огляделся в темноте, все еще чувствуя опьянение. Неужели она сдалась и сбежала? Собрала самое необходимое, как только Матильда уснула, и просто ушла от них? После всего, что произошло, его уже ничто не могло удивить.

И это после того, как он сказал себе, что у них наконец-то все стало получаться. Что все невзгоды только укрепляют их союз, что со временем все встанет на свои места, они снова будут счастливы вместе. В последнее время они вообще практически не ссорились. Они почти во всем соглашались друг с другом. Посреди всего хаоса они держались вместе и впервые за долгое время хотели двигаться в одном направлении.

Может быть, все это было даже слишком хорошо, чтобы быть правдой. А в итоге оказалось всего лишь имитацией того, что все прекрасно. Красивой оболочкой, призванной создать иллюзию чувства безопасности, при этом имея возможность при любом удобном случаем исчезнуть и забыть обо всем, что их объединяло долгие годы. У тебя есть столько времени, сколько тебе нужно.

Если бы он сейчас не услышал музыку, которая доносилась откуда-то сверху, то сразу же заснул бы именно с такими мыслями. Вместо этого он встал с кровати и вышел в прихожую. Музыка все еще звучала слишком тихо, чтобы он мог разобрать, что это за композиция. Но тусклый мерцающий свет, который, казалось, почти сбегал по ступенькам, привел его в студию.

Это была комната Сони, она же — одна из причин, по которой он купил этот дом. Жена всегда хотела иметь студию дома. Комнату, которая принадлежала бы только ей, куда она могла прийти и творить, как только ее посещает вдохновение, а не так, как было в Стокгольме, где ей приходилось рисовать в метро. В этой комнате она могла рисовать по утрам, когда остальные члены семьи еще не проснулись, или вечером и до глубокой ночи.

Она не была там больше месяца. С тех самых пор как ее любовник, который выдавал себя за коллекционера предметов искусства, в итоге оказался одним из преступников в расследовании, которым занимался Фабиан. После всего произошедшего она отказывалась заходить в эту комнату. Она была настолько опустошена, что искусство для нее теперь было законченной главой книги ее жизни.

Он надеялся, что это временный кризис и только вопрос времени. Она еще наденет свой рабочий халат, который был весь в пятнах краски самых разных цветов, и снова начнет творить. Но она этого не делала.

До этого момента.

Потому что сейчас она лежала прямо на полу в своей студии. Глаза ее были закрыты, она лежала неподвижно, закутанная в свой белый халат. Вокруг нее было расставлено тридцать зажженных свечей, а из динамиков доносился голос Брюса Спрингстина из песни «Небраска», с одного из ее любимых альбомов, который она никогда не ставила, за исключением случаев, когда ей было по-настоящему грустно. Тогда она включала именно его. Когда больше ничего не помогало.

— Соня… — позвал он, входя в комнату. Она не ответила, оставшись лежать прямо, вытянув руки вдоль тела. — Что ты делаешь? — продолжил он, отмахнувшись от мысли о том, что, Грета, возможно, имела в виду именно его жену. — Время уже больше половины третьего.

Но и это не сработало, и наконец волна серьезного беспокойства прорвалась сквозь алкогольный туман у него в голове. Она сделала этот шаг…

— Соня…

Когда она встала, он уже не понимал, произошло ли это на самом деле или это просто фантазия, созданная его собственными желаниями, пока он спал в состоянии алкогольного опьянения. Он хотел спросить, но не успел, так как она, приложив палец к губам, подошла к нему и скинула с себя халат.

От нее чудесно пахло, и когда она наклонилась, чтобы поцеловать его, он почувствовал, как капли с ее еще мокрых после душа волос побежали по одной его ноге, как будто все было по-настоящему. Поцелуй был поначалу спокойным и неуверенным, но становился все более интенсивным и жадным.

Но почему именно сейчас? Он ничего не понимал. Неужели она лежала здесь и ждала его, несмотря на то, что сейчас середина ночи и их сын задержан датской полицией? Или это вовсе не от нее зависело? Может быть, это желание внезапно возникло из чувств, которым так долго просто не находилось места, но которые все время были у нее? И были довольно давно.