– Ты слушаешь невнимательно. Или не хочешь слышать, – недовольно ответила Джорна. – Будет сражение намного страшнее. И твой дар в ней пригодится.

– Вы об оживлении кукол? – удивился Тристан. Он посмотрел на Ронсенваль, и она подтвердила его догадку.

– Мальчик, ты не представляешь, насколько он будет ценен, – заверила его Джорна. – И приведет к большим победам и большим жертвам. Но мы бы могли спрятать тебя. Это следовало сделать твоим родителям. Но Труверы оба были любознательными. Твой отец связался с агнологами, помогал им в экспериментах. А твоя семья могла остаться в Трините.

– Вы знали моих родителей?.. Потому что они тоже жили в Трините? Потому что они тоже были… Нет!

– Тристан, поверь, это многое объясняет, – Ронсенваль бросилась к нему.

Она вцепилась в его рукав, и царапала нашивку на нем. А Тристан качал головой.

– Конечно, объясняет, – отрешенно говорил он. – Ужасно. Бедный Рошан, как я теперь его понимаю!

– Если уйдешь сейчас с нами в Трините, будешь жить той судьбой, что тебе написана на роду, – предложила Джорна.

А Ронсенваль взяла его лицо в руки и повернула к себе.

– Послушай, Тристан. Мы будем вместе, – она гладила пальцами его скулы и волосы, нашептывая обещания, от которых было мучительно отказываться. – Мы останемся навсегда в Трините. Никакой войны, никакой разлуки, никаких тайн.

– Какая хорошая жизнь, – прошептал Тристан и положил свои руки поверх ее ладоней. – Помнишь, я сказал, что если ты заставишь меня выбирать между службой тебе и Ордену, это будет сложный выбор?

– Да, но ты поклялся мне. А Ордену ты не присягал, – уговаривала она.

– Не присягал. И все же это дезертирство. Особенно теперь, когда я знаю, что грядет такое…

– Ты что же, хочешь отправиться на войну?

– Вовсе не хочу. Но я всю жизнь делал то, что должно, а не то, что мне хочется, – а потом подумал и добавил: – Кроме последней недели.

Джорна обошла их и сказала:

– Подумай, Тристан. Я не позволю погубить свою внучку. Пусть без тебя ей придется тяжело, но она не умрет от ужасного оружия, разрывающего человека на части. Подумай ночь, а завтра приходи в холмы. Я буду ждать ответ. Ронсенваль!

Девушка обняла Тристана на прощание. Они пожелали друг другу спокойной ночи под цепким взглядом Джорны. И как бы Тристану ни хотелось поцеловать Ронсенваль, он не решился злить ее бабушку. А потому он едва не скулил от одиночества, когда они вдвоем уходили в лес. Ситцевый рыцарь молча волочился за Тристаном до самого шалаша и лег у него под боком, не проронив ни слова.

Прошедший день растоптал Тристана настолько, что он не успел ни о чем подумать, как провалился в сон без сновидений. А наутро вышел из шалаша, полный решимости.

– И что вы ей скажете? Джорне? – спросил его вместо приветствия Ситцевый рыцарь, привалившийся к пню.

Тристан присел у кострища и чиркнул огнивом. Пламя разгорелось, он повесил обмотки и рубашку на треногу из веток. За эти дни он весь пропах дымом, сыростью и лесом. Раньше ему нравились эти запахи. А потом он взял охапку хвороста и принялся ломать прутья, подбрасывая их в костер.

– Я очень люблю легенды, – сказал он Ситцевому рыцарю. – Я читал несколько таких, где прекрасные феи заманивали рыцарей в лес, очаровывали, а потом бросали, заблудших, в одиночестве. И рыцари погибали от тоски. Были и те, кто отказывали волшебницам и возвращались домой.

– Эти легенды писали люди, – заметил Ситцевый рыцарь.

– Эти легенды писали люди, – повторил Тристан. – А что же вы думаете?

– А что я думаю?

– Что вы думаете о моей природе и моем предназначении? Почему, по словам Джорны, они расходятся?

– По-моему, в ее версии они как раз сходятся, господин, – поправил Ситцевый рыцарь. – Ваша природа пригодится какому-то древнему королю, который пробудится для Великой войны.

– Звучит жутко, – скептически произнес Тристан.

– Безусловно. Но я с вами столько лет, а новые знакомства завел только на этой неделе. А в чем причина? Не в том ли, что до сей недели ваш талант везде был не к месту? Это к слову о природе. А если хотите знать мое мнение, то я вас поддержу в мирной семейной жизни. Совсем не буду вас осуждать, напротив! Детишек ваших еще буду обучать. Ах, какие детишки у вас бы получились! Розовощекие, кудрявые, а если с ее норовом, так…

– Что вы несете, сэр? – обернулся к нему Тристан.

– И правда же, размечтался старик… – Ситцевый рыцарь подошел к костру и расправил руки, чтобы ткань его и одежд лучше просохла. – Но если решите идти путем геройским, то я завсегда с вами.

– Я не хочу выбирать.

– Это как же так? – удивился Ситцевый рыцарь.

– Пусть Мэб Джорна думает себе, что хочет. Но я не собираюсь сбегать от службы и такой судьбы, что она предсказала. Я сделаю все, что должен сделать. А после вернусь к Ронсенваль.

– А как же ваша клятва? Пальеру не должно иметь семью и иные тесные связи вне Ордена.

– Я думаю, что после Великой войны, которую мы переживем, я попрошу того великого короля, которому буду служить, отпустить меня к моей даме. Джорна сказала, что мой дар необходим. Я заслужу себе спокойную мирную жизнь, а не украду ее так позорно, как предлагает провидица.

Тристан слышал, как шумит лес, трещит костер и солома внутри Ситцевого рыцаря скрипит не то оттого, что сохнет, не то от избытка кукольных чувств.

– Вы меня приятно удивили, – заявил он. – Пусть вам достанет сил все это исполнить, а я вам подсоблю всем, чем могу.

– Пусть так и будет.

В холмах Тристан дошел до места, где в прошлый раз к нему подошла Ронсенваль. Он ждал смиренно, нисколько не суетясь. И спустя время к нему вышла Ронсенваль вместе с бабушкой и еще одной феей, которая шла за Джорной и несла корзинку. Ронсенваль ускорила шаг и первой подошла к Тристану. Он оглядел ее и словно бы успокоился, когда нашел брошь с ежевикой. Она скрепляла складки пледа, наброшенного на девичьи плечи. «Здравствуй!» – «Я рад тебе видеть». А потом приблизились другие две феи, и Тристан скрыл все свои чувства, написанные у него на лице.

– Здравствуйте, Джорна!

– Здравствуй, Тристан! Что ты решил? – старая фея не церемонилась с юношескими сантиментами. Возможно, в другой ситуации это было бы даже неприлично.

– Я принял решение, которое выходит за рамки предложенных вами условий, – Тристан откашлялся. Он бы хотел, чтобы все, что он произнесет, звучало не так торжественно, как получалось. Он бы хотел подобрать слова более искренние, чтобы сберечь сердце Ронсенваль. – Я