Шрифт:
Закладка:
Пайк молчит несколько секунд, и я начинаю думать, что он ничего не скажет в ответ.
– Да, длинный список, – внезапно отзывается он.
В его голосе нет ни обиды, ни грусти. Скорее, равнодушие, словно речь вовсе не о нем.
– Думаешь, я несправедлива к тебе?
Пайк останавливается, медленно оборачивается и смотрит на меня. На лбу у него блестит пот, очки немного съехали с переносицы. Он всматривается в мое лицо, словно ищет что-то.
– Да нет, – наконец отвечает он.
Пайк смотрит на меня, но я не отвожу взгляда. После всего сказанного просто не могу опустить глаза, и мы смотрим друг на друга несколько мгновений. Его лицо ничего не выражает. Он отворачивается и поднимается дальше. Остаток пути мы идем молча. Пайк сворачивает с тропы на поляну, и я следую за ним. Туристы явно устраивают здесь привал. В центре небольшого каменного круга лежит пепел, рядом на ровной земле можно установить палатки.
Неподалеку шумит река. Земля, деревья и камни мокрые, и, хотя дождя нет, я ощущаю в воздухе влагу. Пайк снимает рюкзак и отцепляет палатку, а я закрываю глаза и ищу сову. Сердце начинает учащенно биться, и надежда наполняет меня – сова совсем близко, минутах в двадцати от нас.
Я невольно иду по магическому следу к деревьям.
– Ты куда? – спрашивает Пайк.
– Искать сову.
– Уже темнеет, – говорит он, разворачивая палатку. – Нужно разбить лагерь.
– Но сова совсем близко.
– Это неважно. Мы не сможем спустить ее с горы ночью, и нам нужно где-то спать. У сов свои привычки: если птица нашла дупло, она там останется.
Я стою у края поляны, каждой клеточкой тела желая устремиться к сове. Но Пайк прав. Сейчас самое разумное поставить палатки и все подготовить к завтрашнему дню.
Я возвращаюсь, снимаю рюкзак и делаю быстрый глоток воды из бутылки. Палатку устанавливаю рядом с палаткой Пайка. Воздух наполняется запахом нейлона, и в голове у меня проносится множество воспоминаний. Раньше папа обожал ходить в походы, и сколько себя помню, каждое лето мы отдыхали на природе.
Не уверена, нравились ли мне наши первые походы, или поначалу я ездила с папой за компанию, ведь он так любил отдыхать на природе. Его глаза начинали сиять, плечи расслаблялись. Папа научил меня рыбачить, очищать воду и разводить костер. Он показал мне, как приятно делать что-то своими руками, а не с помощью магии.
Но сейчас я спрашиваю себя, учил ли папа меня всему этому, потому что ненавидел магию? Вот что происходит, когда тебе причиняет боль самый близкий человек: ты начинаешь сомневаться во всем прекрасном, что было, ведь все закончилось ужасно. Начинаешь думать, что те чудесные мгновения не были такими светлыми.
Поднимается ветер, он уносит запах нейлона и мои воспоминания. Когда я устанавливаю палатку, Пайк уже приступает к разведению костра.
У каменного круга лежит большая зажигалка.
– Жульничаешь, – говорю я, вскидывая бровь.
– Проявляю смекалку.
Пайк достает из рюкзака кусок брезента, расстилает его на земле и приглашает меня сесть. Он открывает мини-холодильник и начинает готовить ужин. Вот это подготовка. Ни за что не признаюсь ему, что собиралась питаться весь поход батончиками и мюслями.
– А я могу задать тебе вопрос?
Пайк отрывается от готовки и смотрит на меня поверх очков. Он кивает.
– Почему я тебе так не нравлюсь?
Пайк неспеша делает бутерброды.
– Потому что ты ведешь себя так, словно весь мир твой враг, – отвечает он, не отрываясь от готовки. – Ты с трудом доверяешь, но охотно отвергаешь все. Никому не даешь шанса. Ты жутко боишься, что в будущем что-то может пойти не так и поэтому не можешь насладиться настоящим.
Пайк кладет немного чипсов на бутерброды.
Его слова странно откликаются во мне, совсем не так, как ожидала. Я не чувствую обиды или грусти, скорее беззащитность. Мне неуютно, и мурашки бегут по телу. Хочется замкнуться в себе и спрятаться.
Если Пайк разглядел все это, что еще он видит?
– Да, длинный список, – наконец отвечаю я.
– Думаешь, я несправедлив к тебе? – Пайк поднимает на меня глаза и пристально смотрит несколько секунд. Отблески огня пляшут на его очках, и прядь волос падает ему на лицо.
– Да нет.
Пайк кивает и продолжает готовить ужин. Нужно разрядить обстановку, и я спрашиваю единственное, что приходит в голову.
– Ты что, чипсы кладешь на бутерброд?
– Да, – отвечает Пайк и накрывает бутерброд вторым ломтиком хлеба. – Ты никогда так не делала?
Судя по моему взгляду, Пайк понимает, что я сомневаюсь в его кулинарных талантах.
– После этого бутерброда твоя жизнь уже не будет прежней.
– Что-то я сомневаюсь.
– Да ты попробуй.
Я откусываю кусочек, а Пайк смотрит на меня. И правда с чипсами намного вкуснее.
– Ладно, очень даже неплохо.
Пайк с довольным видом садится рядом на брезент.
– Рад, что тебе понравилось.
– Многие просто не понимают всей прелести обычного бутерброда с сыром.
– Я в первый раз такой делаю. Ни разу не видел, чтобы ты ела мясо, поэтому хотел сделать что-то простое и вегетарианское. А чипсы придают вкус любому блюду.
Пайк откусывает кусочек и небрежно откидывается назад, а я не знаю, что сказать.
Он не только заметил, что я вегетарианка, но еще и взял для меня особую еду. Эта новая деталь о нем совершенно не сочетается с остальными, и я внимательно смотрю на него в сгущающихся сумерках.
– Спасибо, – говорю я.
Пайк поднимает на меня глаза, и я поспешно перевожу взгляд на свой бутерброд.
Костер потрескивает, ветер отгоняет от нас дым. Я смотрю на деревья и проверяю связь с совой. Да, она там же.
Выдохнув с облегчением, быстро доедаю ужин. Потом убираю за собой и встаю.
– Пора идти.
Пайк не двигается с места и просто смотрит на меня.
– Мы не станем искать сову ночью.
– Нет, станем.
– Айрис, сова скоро полетит на охоту. Когда мы доберемся до нее, уже стемнеет. Мы не найдем ее и уж конечно не поймаем. Придется подождать до утра.
– Мне надоело ждать. Зачем мы вообще приехали сегодня, если просто потратили день впустую?
– Чтобы подготовиться, – отвечает Пайк. – Вряд ли у тебя получится подойти к сове и пригласить ее к нам на ужин.
– Да ну? Ты такой спец по поискам сов в лесу?
– Я лишь здраво размышляю, – раздраженно говорит Пайк. – Сегодня сова полетит на охоту,