Шрифт:
Закладка:
Себастьян молча радовался, что дети не впали в истерику и быстро переключились с опасной темы привязок на нейтральную. Том умудрился сгенерировать правильные бета-колебания и продержать контур активированным дольше всех, а вот близнецам Лансу и Лотту не удалось этого вовсе. Разумеется, они расстроились, да так сильно, что это отразилось на их ментальном фоне.
Прозвенел звонок с урока — дети шумно засобирались домой.
— Вот вырасту и научусь запускать и этот дурацкий контур, и вообще эмоции на девочек оказывать. Вон Мари-Эн в меня влюбится и будет трогать мой хвост, а не Конста, — пыхтя и закрывая портфель, вдруг сказал один из близнецов.
— А я бы на маму хотел наслать эмоции, чтобы она улыбалась чаще, — буркнул его брат.
Если бы Себастьян за ними не наблюдал, то и не услышал бы этого разговора. Слова детей заставили напрячься. Когда они полностью собрались, Касс словно невзначай увязался за ними.
— Лотт, Ланс, вы же слышали, что я сказал, что нельзя влиять на эмоции других гуманоидов? — строго спросил ребят, когда они вышли в коридор.
Оба парня вздрогнули и с недоверием обернулись. Очевидно, они не услышали, что преподаватель вышел за ними, а по бета-фону ещё не научились этого делать.
— Ну почему нельзя-то? Дома вон если провернуть, то никто не узнает, — тихо, но уверенно произнёс тот из мальчиков, кто очень хотел обрадовать маму.
— И вообще, я видел по головизору, что на преступников можно воздействовать! А также доки лечат пациентов резонаторами.
— Ваша мама преступница или она чем-то больна, а ты хочешь получить образование дока? — требовательно уточнил я.
Мальчишки переглянулись, словно ища поддержки друг у друга.
— По головизору говорили, что главная опасность применения бета-колебаний — это вероятность случайно спалить мозги в кашу. Но если воздействовать аккуратно, как доки, ну и место выбрать, чтобы никто никогда не узнал и не почувствовал… — протянул один из них, словно размышляя.
Себастьян покачал головой, озабоченно размышляя, что биология биологией, но ведь должен же кто-то объяснять детям морально-этическую сторону вопроса! Обычно на такие деликатные темы отцы беседуют со своим сыновьями. Мужчина хотел попытаться донести до мальчишек, что то, что они задумали, плохо, но в этот момент вся троица вышла на улицу и среди общего ментального фона разнообразных эмоций Себастьян вдруг почувствовал знакомый кружащий голову аромат сирени.
Она будто сказочное видение стояла недалеко от пропускного пункта для родителей, а короткие волосы развевались на ветру и обнажали тонкую шею. Солнце запуталось в тёмных прядях, а кожа мерцала золотым светом изнутри. Строгое пепельно-серое элегантное платье по колено обволакивало её фантастическую фигуру и ничуть не портило образ, хотя что-то воздушное и лёгкое пошло бы Ориелле больше. Взгляду открывались обнажённые изящные икры, словно у примы балета, острые косточки на лодыжках и тонкие щиколотки, обутые всё в те же знакомые босоножки. Цваргиня теребила миниатюрную сумочку универсального чёрного цвета и, прищурившись, вглядывалась в выходящих из школьных дверей учеников. Внезапно её лицо озарила ослепительно-тёплая улыбка.
Говорят, у цваргов не бывает инфарктов, но сердце Себастьяна совершенно точно в этот миг пропустило удар. Он улыбнулся в ответ и помахал рукой.
— Мама, мама!
Ланс и Лотт бросились со всех ног к неземному видению, а Касс в который раз ощутил себя идиотом.
«Она улыбалась не тебе, кретин! Она детей из школы ждала», — пришло запоздалое понимание. Он торопливо опустил руку, делая вид, что поправляет свитер, но обнимающая детей женщина перевела взгляд и заметила недавнего знакомого. Удивление её оказалось столь велико, что отразилось в ментальном фоне.
— Себастьян? А что вы тут делаете? У вас тоже есть дети?!
В последнем вопросе проскользнула странная терпко-горьковатая нотка, но не успел Касс её как следует распробовать, как она растворилась в ровных бета-колебаниях с цветочным благоуханием.
— Нет, у меня нет детей, — ответил он, вновь улыбнувшись. — Я заменял коллегу, проводил урок биологии.
— О-о-о, — протянула Ориелла, — так вы школьный учитель? Ланс и Лотт и не сорвали вам урок? Некоторые учителя жаловались, что их невозможно угомонить.
— Мам, ну ты что! Нормально мы себя ведём! — возмущённо заявил один из мальчиков.
— Господин Касс вообще-то не простой учитель, а профессор астробиологии и межгалактической генетики! — тут же с важностью добавил второй ребёнок, чем ввёл обоих взрослых в состояние лёгкого конфуза.
Себастьян никогда не любил бравировать профессорской степенью и был поражён, что мальчишка запомнил и выговорил всё звание верно; а щёки Ориеллы Мэрриш окрасились лёгким румянцем, потому что она представить себе не могла, что молодой мужчина, которого она встретила у озера в спортивках и футболке, целый профессор! Будучи женой шофёра, она преклонялась перед людьми с высшим образованием, которые добились немалых высот собственным умом.
— Ну что вы, госпожа Мэрриш! — первым опомнился Себастьян. — Ваши дети чудесно себя вели на уроке и задают очень правильные вопросы. Я буду рад поделиться с ними всеми знаниями, которые они усвоят.
— Я… очень благодарна. Правда. — Дивной красоты видение улыбнулось и смущённо переступило с ноги на ногу как тонконогая газель. Цваргиня несколько секунд стояла в нерешительности, словно хотела продлить разговор, а затем еле заметно отрицательно мотнула головой и взяла за руки обоих сыновей. — Приятно было увидеться, господин Касс.
Глава 6. Дети и жуки
Орианн Мэрриш
Я чувствовала себя странно, после встречи с Себастьяном Кассом любая вещь напоминала мне о молодом и улыбчивом профессоре.
Обычно я не обращала внимания на мужчин, классифицируя их как «очень важные гости мужа». Супруг не любил, когда я появлялась в зале, если у него очередная «мужская встреча». Он искренне переживал, что если я буду разность напитки, то эти самые друзья быстро догадаются, что никакой прислуги у Мориса в помине нет. С одной стороны — унизительно, с другой — мне на руку, ведь так я могла спокойно проверить домашнее задание Ланса и Лотта и уложить их спать.
Приятели мужа имели значение не большее, чем стол или стул, с той только разницей, что они раздражающе реагировали на болезненную любовь Мориса сорить деньгами и охотно поощряли его всякий
