– Не грусти, всё наладится,– сказал ей Костя, и в глубине его карих глаз она разглядела нежность по отношению к ней, и Саше стало лишь тяжелее оттого, что ответить на эту нежность она не могла.

– Конечно.

Саша улыбнулась, чувствуя привкус горечи от собственной лжи. Ничего уже не наладится и не станет прежним. Быть отвергнутой не просто больно – это мучительно.

Когда они остановились, чтобы разойтись, каждый по своим делам, Костя позволил себе шагнуть к ней ближе обычного и, подняв руку, погладил её прохладную щёку.

– Самообман – это не выход, Саш. Я же вижу, как тебе тяжело, может тебе стоит перевестись на другую кафедру, где ты не будешь сталкиваться с… мужем.

– Бывшим,– добавила она.– И я не собираюсь никуда переводиться. Если ему надо, пусть сам и переводится, меня вполне всё устраивает.

Тёплая ладонь Кости приятно согревала кожу, но не более. Это прикосновения не рождало в ней волнений или внутреннего напряжения, которое неизменно наступает, когда к женщине прикасается мужчина.

– Может, тебе нужен кто-то, кто поможет тебе забыть?

Надежда в его голосе больно кольнула прямо в сердце.

– На себя намекаешь?– с вымученной улыбкой спросила она.

– Почему нет?

– Прости, но…

Он приложил палец к её губам, прерывая на полуслове.

– Не отвечай сейчас, подумай.

Костик ждал её кивка, но она не кивнула, смотря на него грустным, всё объясняющим взглядом.

Он печально улыбнулся и, убрав руку, удалился в сторону одного из университетских корпусов, а Саша, посмотрев ему вслед, устало вздохнула, понимая, что никогда не сможет испытывать к нему других чувств, кроме дружеских. Поезд давно уже ушёл.

Сделав пару шагов, она уже была готова завернуть за угол, но внезапно чьи-то пальцы больно впились ей в предплечье. Вскрикнув от неожиданности, она обернулась и… наткнулась на возмущённого Роберта. Жёсткая линия рта напряжённо вытянулась, в глазах застыл лёд. Она чуть было не спросила, что он делает в городе, ведь по идее Роберт должен был находиться в Петрозаводске.

– Что это было?– потребовал он объяснений, правда, она не поняла, за что и… по какому праву.

– Здороваться разучился?

Она вздёрнула подбородок, её апатия прошла бесследно, на смену явилось ужасающее своей тяжестью сочетание надежды и муки.

– Приветствую… Что это было?– вновь, не меняя тона, повторил он.

Его ледяной взгляд прожигал насквозь.

– Что именно?

– Что это за нежности на глазах у всего университета? Кто он тебе?– собственнически поинтересовался Роберт.

– А ты? Кто ты мне?– возмущённо вопросила она, не находя объяснений его поведению.

– Я твой муж!

– Муж? Ты сам-то в это веришь? В то, что говоришь?

Но он словно бы не слышал её.

– Ты ещё моя жена, а тут какой-то… мужик… трогает тебя среди бела дня, а ты…

– По-моему ты что-то путаешь, Акимов, или страдаешь амнезией.

Алекс выразительно посмотрела на его правую руку, и Роберт правильно расценил смысл этого взгляда. Подняв бровь, она, борясь со слезами, развернулась на каблуках и пошла своей дорогой, оставляя застывшего Роберта позади.

Как он посмел обвинять её в том, чего не было, тогда как сам…

Поднеся руку к лицу, она потёрла пощипывающие глаза, и в этот момент ей захотелось на какую-то долю секунды, чтобы между ней и Костей действительно что-то было. Чтобы обвинения Роберта не были беспочвенными, чтобы она, с такой же лёгкостью, как и он, могла устроить свою дальнейшую личную жизнь. Но дело в том, что она не могла. Здесь, глубоко в ней, не только сердце, а всё внутри – горело в адском пламени и переворачивалось, протестуя, отрицая, не желая принимать реальность.

Она не была готова к новым отношениям, она не могла с такой лёгкостью отбросить любовь к Роберту, забыть и продолжить жить, как ни в чём не бывало. Ей нужно время… много времени…

* * *

Туман висел ещё довольно высоко. Бледный и рассеянный на уровне глаз и матовый, плотный, льнувший к земле, обволакивающий их по щиколотку. Они с лёгкостью рассекали его, чувствуя, как капли застывшей в воздухе воды ложатся на щёки, освежая лицо после перелёта. Свободная лужайка была усеяна старыми серыми камнями, между деревьев также, словно часовые, стояли древние глыбы.

Профессор Фрис подвёл их к нужному постаменту и, кивнув, удалился, оставляя один на один с историей, застывшей в отвердевшем песке.

Роберт несколько раз обошёл прямоугольный серый камень. Вершина была потрёпана временем, источена дождём и ветром, но его стороны,– на которые безымянная рука нанесла замысловатую роспись,– оставались нетронутыми и гладкими. Это позволяло знающему человеку совершенно чётко прочесть то, что написано на них.

Демид протянул руку, дотронувшись до неровной поверхности.

–Для чего его поставили?

–Бытует мнение,– начал Роберт,– что помимо того, что эти камни являются духовным наследием эпохи викингов, они представляют собой некую систему координат, связующую мифы, легенды и предания народа, а те, в свою очередь, указывают на конкретные события и места, где это произошло.

–А этот,– Демид кивнул в сторону глыбы,– на что указывает?

–Не знаю, надо подумать,– усмехнулся Роберт и встретился взглядом с Алекс,– скажешь, что на нём написано, ведь ты, вероятно, уже успела всё выучить наизусть. Так что мне незачем лезть в книгу, дабы воспроизвести точный текст.

–Лучше совсем не молиться, чем жертвовать слишком усердно. Помни о них, чьё время уходит во тьму, а река времени течёт вечно.

Саша подошла ближе к камню, провела пальцами по углублениям рунических символов и почти в самом низу, у земли, нашла стёртую фразу. Роберт присел, но Алекс убрала руку за секунду до того, как его ладонь накрыла поверхность камня, всё ещё хранящую тепло её руки.

–Это «Речи Высокого» из Рагнарёка, просто выхваченная из контекста фраза, должно же здесь где-то быть написано её продолжение. Мастер, выбивший знаки, не мог так обрывисто нанести текст.

Роберт наклонился почти до самой земли, всматриваясь в неясные символы, Алекс занималась тем же самым, обследуя обратную сторону.

–Не вижу ничего,– разочарованно протянула она.

–Иди сюда,– внезапно позвал её Роберт, в голосе которого послышалось оживление.– Смотри.

Он указал на маленький значок в нижней правой половине.

–Трикветр?– прошептала Саша.– Но почему так низко выбит? Их обычно наносили по центру.