Шрифт:
Закладка:
"Как вам не совестно отрывать Долли от спектакля, вы бы послушали, как автор расхваливал ее на репетиции — " "Зеленый свет, болван", проговорила Лолита вполголоса… [с. 256]
Лолита явно хотела, чтобы Гумберт поскорее тронулся с места, пока Эдуза не выболтала гораздо более взрывоопасные сведения. Тем не менее Гумберт спрашивает:
"Кто именно сварганил пьесу о твоих Зачарованных Охотниках?"
"А, вот ты о чем. Кто именно? Да какая-то старуха, Клэр что-то такое, кажется. Их была целая куча там".
"И она, значит, похвалила тебя?"
"Не только похвалила — даже лобызнула в лобик — в мой чистый лобик", и цыпка моя испустила тот новый маленький взвизг смеха, которым — может быть, в связи с другими театральными навыками{99} — она с недавних пор любила щеголять. [с. 257]
Лолите снова удается отделаться ложью (старуха Клэр) и шуткой (лобзание в чистый лобик). Вновь возникает отголосок ("цыпка моя" — my darling) "Аннабель Ли", и тот же взвизг вешнего смеха, связанный с Куильти.
4
Все это кажется вполне очевидным, но отнюдь не в процессе чтения романа. Большую часть этих моментов можно объяснить иначе, но, скорее всего, куда менее убедительно. Те из них, смысл которых трудно понять при первом чтении, читатель запросто может пропустить, сочтя их «излишними» повествовательными подробностями или очередными причудами Гумберта; и даже те несколько моментов, которые все же остаются загадочными и, по-видимому, требуют специального объяснения, далеко не сразу укладываются в стройную схему. Анализируя "Станционного смотрителя" Пушкина, М. О. Гершензон уподобил подобный процесс разгадыванию детской картинки-загадки, на которой нужно найти прячущегося в кустах тигра. Не просто сразу различить тигра в листве, но как только вы его обнаруживаете, вы удивляетесь, что не могли заметить его раньше. То же самое происходит и с набоковским текстом. Гумберт сам отмечает это явление и как бы намекает нам — если мы еще этого не поняли, — что существует некий код, который необходимо расшифровать:
Теперь хочу убедительно попросить читателя не издеваться надо мной и над помутнением моего разума. И ему и мне очень легко задним числом расшифровывать сбывшуюся судьбу{100}; но пока она складывается, никакая судьба, поверьте мне, не схожа с теми честными детективными романчиками, при чтении коих требуется всего лишь не пропустить тот или иной путеводный намек. В юности мне даже попался французский рассказ этого рода, в котором наводящие мелочи были напечатаны курсивом; но не так действует Мак-Фатум — даже если и распознаёшь с испугом некоторые темные намеки и знаки. [с. 259]
Некоторые намеки действительно туманны, но не все, и теперь, когда Гумберт-Набоков обезоружил (и предупредил) своих читателей этой мимоходом брошенной ремаркой о выделенных курсивом ключевых словах — отметив при этом, что его Мак-Фатум так не поступает, — он сам выделяет один из наиболее важных намеков, подтверждая, что превосходно владеет вербальной эквилибристикой.{101}
На следующее утро после просмотра "Дамы, Любившей Молнию" в Уэйсе Лолита получает загадочное письмо от Моны Даль. Мона рассказывает, что девочка, заменившая Лолиту в "Зачарованных Охотниках", играла прекрасно…
"…но напрасно мы в ней искали бы твою отзывчивость, твое непринужденное воодушевление, прелесть моей — и авторской — Дианы; впрочем: автор на этот раз не пришел аплодировать нам…" [с. 273, курсив в оригинале[46]]
Выделенные Моной слова, вероятно, представляют собой цитаты из Куильти; "Диана автора" — это Лолита Куильти. Мона продолжает:
"Как и ожидалось, бедный ПОЭТ сбился в третьей сцене, в том месте где я всегда спотыкалась — на этих глупых стихах. Помнишь?
Пусть скажет озеро любовнику Химены,
Что предпочесть: тоску иль тишь и гладь измены.
Я тут подчеркнула спотычки. Завидная тишь! Ну, веди себя хорошо, девчоночка! Твой поэт [т. е. Куильти. — К. П.] шлет сердечнейший привет тебе и почтительный привет твоему батюшке.
Гумберт так комментирует это послание:
Ее письмо заключало в себе какие-то мерзкие намеки, в которых теперь мне слишком тягостно разбираться{102}. Я его нашел спустя много времени между страницами одного из наших путеводителей и цитирую его здесь просто в качестве документации. [с. 274]
Другими словами, читателю предлагается прочесть это письмо дважды, чтобы его расшифровать. Ключ к шифру выделен жирным шрифтом и даже повторен дважды: Ку-иль-ти.[47] Но если вы еще не догадываетесь об узоре намеков и не понимаете его значимость, вы не сумеете увидеть даже этот ключ к разгадке имени злодея. Кроме того, вас может сбить с толку приведенная в письме цитата (а также двусмысленность в словах "завидная тишь"[48]). Литературовед, вероятно, заметил бы, что Химена — это героиня трагедии Корнеля «Сид» и что цитата точно укладывается в размер александрийского стиха:
Пусть скажет озеро любовнику Химены,
Что предпочесть: тоску иль тишь и гладь измены.
Эврика? Не совсем. Этих строк нет в корнелевской пьесе, как нет никаких параллелей между Лолитой и Хименой. Тогда зачем здесь александрийский стих? Думается, отчасти для того, чтобы направить чрезмерно дотошного читателя по ложному следу. Отчасти этот стих служит замаскированным намеком и указанием на Куильти. Лолита и Гумберт смотрят пьесу Куильти и Дамор-Блок в Уэйсе, после чего нам сразу преподносится письмо "в качестве документации", с тем чтобы весь этот пассаж напомнил нам о Куильти и помог разглядеть его имя в процитированном стихе.
5
Еще одно звено в цепи намеков возникает в Чампионе, штат Колорадо (часть II, глава 21). Ложный междугородний звонок отвлекает Гумберта, и дьявольский обманщик получает возможность сыграть в теннис с Лолитой. Затем у бассейна Гумберту удается разглядеть негодяя, скрывающегося за деревьями, и чуть позже он снова замечает в облике Лолиты особую сияющую радость:
…меня осенило, что ведь узнал-то я его по отражению в нем образа моей дочери, — это была та же гримаса блаженства, но только превратившаяся в нечто уродливое в переводе на мужеский
