Впервые я повезла Эми в Майами сразу после развода с Митчеллом. Майами было местом, куда я всегда возвращалась, чтобы расслабиться и перезарядиться. Алекс тогда тоже был с нами. Джоан запомнила Эми толстеньким упертым малышом с коричневыми кучерявыми волосами, который сидел у меня на коленях и повторял: «Мамочка, я тебя люблю!» В бассейне Джоан она была как рыба в воде – плавала часами напролет при 10-градусной зимней погоде. Мы провели несколько выходных в Диснейленде, где она чувствовала себя счастливой и свободной. По возвращении из Волшебного Королевства она и ее кузены Эрик и Райан залезли в разогретый бассейн и бултыхались там до ночи.

Во время поездки 1998 года Джоан встретила нас в аэропорту, и мы направились в отель. Посыльный довез Эми до номера на тележке для багажа. Запрыгнув на нее, Эми словно попала в другой мир со своей гитарой на коленях. На тех каникулах Эми проводила много времени, разучивая аккорды к песням Аланис Мориссетт и придумывая собственные композиции. До тех пор, пока ее сестер и братьев не начало раздражать бренчание струн.

Позже на той же неделе состоялась бар-мицва близнецов, которую отмечали на пляже в Хиллсборо Клаб – частном отеле с потрясающим видом на Атлантический океан. Наша большая компания расположилась на мягком белом песке, и я помню, как мы с папой наслаждались видом на роскошные яхты, уплывающие в закат. Были, конечно, еда и танцы, а когда к ночи тропический бриз усилился, все дети сели в круг и начали играть музыку.

Двоюродный брат Эми Джей принес с собой акустическую гитару, и Эми все время сидела в центре круга, записывая что-то на листок. Тем вечером, под розовым закатом и обдуваемые океанским бризом, они с Джеем играли и пели традиционные еврейские духовные песни. Это было очень трогательно, мы слушали их в тишине. Я сразу вспоминаю, как однажды Эми пела песни, посвященные наступлению Хануки – еврейского Праздника Света, который отмечают в ноябре и декабре. Эми очень любила одну песню, «Ma’oz Tzur», и она много раз репетировала ее, чтобы правильно произносить слова. Теперь она могла исполнить ее под гитару. Она разучила пять аккордов, о чем рассказала в письме Алексу.

Пара других удивительных историй случилась с нами в поездке – но в то время я о них не знала. Одну из ситуаций Джоан скрывала много лет. Однажды она по ошибке взяла косметичку Эми, и вместе с подводками и помадами, которыми та начала пользоваться, из нее выпали презервативы. Эми умоляла Джоан держать это в секрете. «Пожалуйста, пожалуйста, ни при каких обстоятельствах не рассказывай об этом моей маме!» – умоляла она. И Джоан сдержала обещание. Я ничего не знала об этом до момента, когда мы разговорились в Лондоне после похорон Эми.

Когда Эми поступила в школу Маунт, она словно отключилась. С озелененной территорией и старинным фасадом, эта школа отличалась ото всех, в которых она училась. «Болото», – как сказала Эми. Школьная форма, состоящая из длинной темно-коричневой юбки и коричневого джемпера, казалась ей отвратительной. Она все время говорила, что остальные девочки «выглядели как какашки». Эми была не в восторге, но из-за необходимости быстро найти подходящую замену я вынуждена была отправить ее именно туда. Мне хотелось, чтобы она сдала выпускные экзамены, и тогда бы мы уже начали решать другие проблемы. А они бы точно возникли – в этом я была уверена.

Что волновало меня больше, так это полное отсутствие у Эми желания выступать, что было совсем ей не свойственно. Ей не особо понравилось в школе Сильвии Янг, но вокал и исполнительское мастерство были ее любимыми предметами. Однако в школе Маунт она даже отказалась от участия в школьном концерте. На репетициях учитель музыки останавливал весь класс, чтобы сказать Эми, как нужно правильно петь.

«Если ты не споешь это в нужном ключе, ничего не получится», – сказал он ей.

«Тогда я ничего не буду петь», – крикнула Эми и выбежала из класса.

К родительскому собранию у Эми, которая обязана была туда явиться, накопились проблемы, потому что все ее одноклассники написали записки. Эми вручила мне их в самодельном конверте.