Шрифт:
Закладка:
Ух ты, сколько можно добра натворить-то. В руках не унесёшь…
Иду одеваться. Блин. Опять в полторы руки. А зачем мне много надевать? Вдруг чем испачкаюсь.
Захожу на кухню и цепляю на шею клеёнчатый фартук. Натан в нём готовит и посуду моет. Кое-как завязываю тесёмки сзади. Прямо как в японском аниме. Жена встречает мужа в нижнем белье, а то и вовсе без него, но в фартуке.
А что? Даже удобно так…
Почему Натан фартуком пользуется?
Стирать не любит? Со стиркой у нас ведь есть большие проблемы…
Стиральные машины нынешней современности — это просто нечто. Но, к сожалению, стиральной машины у нас нет никакой от слова совсем…
А мне нравятся валики для отжима белья. Были бы такие же валики, но не резиновые, а металлические с зубчиками.
М-м… Допрашивать злодеев и злоумышленников бы было в разы удобнее.
Пришлось взять с собой пассатижи.
Не знаю, зачем они у Натана на кухне валялись на подоконнике… Ножницы взял ещё. Тоже сойдут. И маленький ножик кухонный прихватил. Я им картошку чистил, пока мне руку не прострелили.
Ну ладно. Начнём…
* * *
Каждая рыба нема и глуха, плескаясь в родимом пруду,
Но, как разговорчива эта уха, попав на сковороду.
Только в воде эта рыба молчит, а на горячей плите,
Сразу, по-русски заговорит: «Старче, чё надобно те?»
* * *
Приношу всё в ванную. Положил все предметы на стеклянную полочку возле небольшого зеркала. Там у хозяина квартиры помазок лежит, да бритва…
Смотрю у нашего гостя глазки забегали. Его явно заинтересовали мои железки.
— Тебе чего больше нравится, болезный? — спрашиваю у этого доходяги. — Вот это? — указываю на пассатижи. — Или это? — тыкаю пальчиком в ножницы?
Молчит… Странно. В рот я ему только свои носки затолкал. Вчера не успел бросить в тазик под стирку.
— Ты чего молчишь-то? Разговаривать со мной не хочешь? — подношу ножницы поближе к его бегающим глазкам, и рычу на полукрике: — Не уважаешь меня, тварь?
Ой! А чего это мы сомлели так?
Чего это его трясёт?
Смотрю, глазки закатил… Ну, щас точно пену изо рта будет пускать.
Я не раз видел таких клоунов. Из старых опытных сидельцев. Чуть, что, так сразу падает и эпилепсию изображает. А я способ знаю. Быстро вылечивает мнимых эпилептиков.
— Болезный! А может тебе яйца на хрен отрезать? На кой они нужны такому эпилептику?
Тыкаю ножницами в район мошонки.
Смотрю. А он чего-то трястись перестал, и снова осмысленность в глазах появилась.
— Ну, чё, муфлон? Будем разговаривать или будем делать тебе больно? Имей в виду, ты всё равно начнёшь со мной разговаривать. Даже если до этого был с детства глухонемым. Но сначала тебе будет больно. Очень больно… А потом будет обидно. Ведь мог бы сразу со мной просто поговорить. Без боли…
Смотрит. Молчит. Ду-умает о чём-то, наверное. Затем кивает.
— Вот и ладненько. Только имей в виду. Будешь шуметь, я тебя сначала вырублю. А я это хорошо умею. Потом снова заткну тебе пасть. А потом запихну тебе что-нибудь да куда-нибудь. У меня фантазия больная. Я такой выдумщик…
Молчит. Смотрит настороженно.
— Шуметь будешь?
Болтает своей бестолковкой, типа не будет.
— Ну, смотри… — вынимаю у него носочный кляп изо рта.
Дышит. Сопит. Но не вопит. Вот и ладненько…
— Говори чётко, не задавая лишних вопросов! Кто тебя навёл на эту хату?
— Пацан, ты кто?
Удар ножницами плашмя по голове.
— Ты чё, не понял. Вопросы буду задавать я. А ты отвечать. У тебя что, есть лишние пальцы на руках? Или тебе сразу яйца лишние отрезать, чтобы такие как ты больше не размножались.
Смотрю, что он оценил мой спич.
— Повторяю вопрос: Кто тебя навёл на эту хату?
— Парень! Он тебе не по зубам…
Молча втыкаю ему сложенные ножницы почти в то место, куда попал из нагана. Он не кричит. Только чуть рычит, сжав зубы.
— Ты не понял, в натуре? Тебя через канализацию по кусочкам в море будет вода смывать. А кости сожрут свиньи в ближайшей деревне. Тебя никто никогда не найдёт. А ты меня тут кем-то пугаешь…
— Я не пугаю! Не бей! Я расскажу. Но…
— Никаких «но». Начинаем сначала. Кто тебя навёл?
— Павлов. Николай Михайлович.
— Это ты про себя?
— Нет. Я Сеня. Петрыкин моя фамилия.
— А Павлов тогда кто такой?
— Майор. Мент. С уголовки.
— С какого отдела?
— Он… С центрального… На Петровке у него кабинет…
— Ты к нему туда, на Петровку стучать бегаешь?
— Нет. Я там был один раз. А потом он всё время меня вызывал на квартиру. На Ш-шаболовке. Там в переулках… Я могу показать.
— Адрес?
— Ы-и… Листьева. Двадцать.
— Номер квартиры:
— Н-не помню. Третий этаж. Вторая дверь справа… У него на двери номера нет. А дверь деревяшками оббита и лаком покрашена. Слева только одна дверь на том этаже.
— И чего он тебе приказал тут найти?
— Он не говорил, чтобы я заходил. Он сказал, чтобы я за жи… за одним евреем присмотрел.
— А чего за ним смотреть? Из тебя что, каждое слово за верёвочку тянуть надо?
— Ну, эта… У него…
— У кого у него? Блин. Ты соберись. У тебя, может быть. Самый важный разговор в жизни, а ты елозишь языком, как голым задом по сковороде. О, может тебя и правда горячей сковородой прижечь. Ты погоди! Я сейчас пойду на плиту поставлю…
— Не. Не надо! Я сейчас…
Он видимо собрался с мыслями и начал:
— Короче. Дружка его, кто-то на хате мочканул. Тоже мент. Капитан…
— Ну и что? А причём тут местный еврей?
— Капитан тот работал с бандой. Хаты ломили. По жид… по евреям часто работали. На них жмуров было, как…
— Дальше…
— Ну а теперь их всех, кто-то мочканул. И общак забрал…
— А ты тут при чём?
— Он меня поймал на горячем… прямо в хате взял. Там тайный звонок был. Я не знал. Вошёл. Начал шмонать. А тут мусора. Повязали… К нему отвезли.
— Ага. Он тебя принял, как родного и в стукачи завербовал. Продолжай!
— Ну-у…
— Хватит нукать!
— Я потом по его наводке тоже хаты ломил. Но я не по мокрому. По мокрому я не хожу.
— А *ули ты тогда на меня с ножом накинулся? Конфеткой хотел угостить?
— Я… Я машинально…
— Ага. Все так после на суде говорят. Я не хотел его убивать. Он сам на нож напоролся. Это вот, что у тебя? В твоём