Шрифт:
Закладка:
Литейным двором называется пространство перед доменными печами. Когда приходит время давать выпуск, то есть сливать из печи готовый чугун, именно тут специальные люди обеспечивают налив расплавленного железа вниз, где янтарно-солнечную смертельно опасную и неописуемо красивую жидкость принимают ковши. Чтобы чугун потек, специальным механическим пробойником в основании печи пробивают отверстие — лётку. Далее… а далее чугун льётся в песок. В этом песке горновые заранее прокапывают канавку до самого отверстия в полу, под который уже подогнан ковш на железнодорожном ходу. Когда ковш наполнится, рабочий перекрывает русло ручья стальным щитком, и тогда чугунный ручеек начинает литься в другую сторону, попадая в новый ковш.
Пётр охренел чуток, когда смотрел на это действо. По литейному двору течет огненный ручей с температурой полторы тысячи градусов, а над ним стоят те самые горновые, люди из очень горячего цеха, и периодически перекрывают его русло. Из средств защиты — комбинезон и каска. Ах да, еще ботинки со стальными носками. Жара такая, что можно кабанчика запекать, стальной пар над песком, излучение от жидкого металла. В полной темноте, в дыму и копоти люди совершают трудовой подвиг. Какие нафиг машины, какие краны! Всё вручную, всё как в восемнадцатом веке. Насчет темноты — где-то высоко наверху горят прожекторы, которые вроде дают достаточно света, должны давать. Но когда идет чугун, весь прочий свет становится незаметным, подспудно кажется, что железная река — единственный источник света на литейном дворе. Красиво, как в аду, особенно тогда, когда зашел на полчасика посмотреть, а потом выбегаешь на «свежий» воздух. Ой, а тут живые, солнышко, небо… Понятие свежести, оно такое условное. Фролов подумал, что для этих людей после смерти нужно сочинять какой-то отдельную преисподнюю, в классическом аду им будет скучно. Хотя не факт, что горновой может туда попасть, зачтут жизнь как пребывание в чистилище, и оформят рай как ветерану отрасли.
Кстати, с другой стороны печи после плавки в почти такие же ковши льётся шлак. Там температура всего семьсот градусов, если нечаянно разольётся шлак, то и рельсы останутся целы, и надолго движение не прервётся, это Фролов уже знает. Шлак под печью остывает довольно быстро, схватываясь как пирожное-безе. Такой же ломкий как безе, но сильно вонючий, пахнущий сероводородом. В первый такой раскоряк, когда Пётр решил лично возглавить устранение нештатной ситуации, его предупредили — это сверху шлак остыл, а внизу всё те же семьсот по Цельсию, и тебя корка не удержит, провалишься и запечёшься. Век живи — век учись.
Очередную проблему железнодорожники поимели с подачи коммерсантов. Внезапно завод буквально завалило железной рудой. Вот буквально неделю назад засыпало снегом, а не успели вздохнуть, победив эту напасть — засыпает рудой.
— Александр Анатольевич, да когда это закончится! У нас все склады завалены уже! Где выгружать будем, чем?!
— Хороший вопрос, Фролов. Предлагаю поискать ответ вместе.
— А вообще, почему такая хрень получилась?
— О, это сложный вопрос. Но если разобраться… коммерческий отдел получает премию за обеспечение поставок сырья. Чем дешевле его найдут, тем больше премия. Вот они и подсуетились — нашли максимальную скидку на поставку.
— Ага. И скорее всего скидку дали за то, что размер партии ни в какие ворота не лезет. Весь завод на ушах, а у них премия.
— Ну, где-то так. Но тут еще момент какой, наш Чермет считается небольшим заводом, не такой гигант металлургии, как Магнитки или Липецк. Вырвать поставку у них не так просто. Ладно, Пётр, прорвемся.
А потом оказалось, что ругаются не одни железнодорожники — содержание железа в купленной по дешёвке руде было низкое, зато всякого мусора шло до кучи полно. И в результате на выходе из печи шел чугун настолько разного качества, что хоть плачь. Как известно, для выплавки чугуна нужно всего три компонента, это руда или рудный концентрат, кокс и известь. Сыпь всё в печь в нужной пропорции и правильной последовательности, а на выходе будет счастье. Жидкое оранжевое счастье, на которое можно смотреть, пока глаза не высохнуть — такое оно красивое. Но если коммерсанты привезли тебе какашку вместо руды, начинаются танцы с бубном. И чем опытнее доменщики, тем выше прыжки и оборотистее матерок, шелестящий над заводом. А потом еще и продать надо как-то получившийся чугун неведомой марки.
Что есть чугун? Это железо, в котором содержится углерод в количестве более трех процентов, то есть его так много, что он образует микроскопические зёрнышки в железе. В идеале на этом всё, ничего другого в чугуне быть не должно. Тогда из него можно сварить любую сталь с любыми свойствами — только выжигай из железа углерод да не забывай подмешивать легирующие добавки. Только нет в жизни идеала, а потому в чугуне в микродозах сидит сера — главный враг сталеваров. Ну и еще какая фигня до кучи. Чем больше этой фигни, тем хуже марка чугуна. Вот тебе, отдел продаж, чугун пяти какашчатых марок, иди с ним на рынок и продавай. А коммерческий отдел, устроивший эту свистопляску, сидит довольный и премию считает. И почему им до сих пор аутодафе не устроили, непонятно. Конечно, это шутка, но ведь обидно. А сожжение на Чермете происходит без массового скопления народа и не на площади. Недавно в Лету канул один из горновых — в цех пришел, и больше не вышел. И мыслей по исчезновению товарища у доменщиков не много, всего одна — упал в ковш. Фильм про Терминатора здесь не в почёте, слишком зрима опасность.
А еще тут не принято вспоминать про экологию. Кто-то даже шутил на эту тему — в воздухе так много железа в самом удобоперевариваемом виде, что ни у кого проблем с малокровием быть не может — постоянно обогащаем свою кровь активным железом. Каждый выпуск, то есть выдача чугуна из печи сопровождается большим хвостом желтого дыма над печью — железо парит. С пешеходного моста особенно интересно выглядит завод — черный дым над аглофабрикой, желтый над доменными печами, белый над градирнями. Градирни — огромные перевернутые стаканы без донышка, в которых постоянно идет дождь — идет охлаждение воды, участвующей в
