Шрифт:
Закладка:
— Не огорчай дочек. Я и постных щей две тарелки съем.
Так и было. Обедали мы все вместе. Папа в красном углу сидел, мы с Доськой по обе его руки, рядом со мной Вовка, с ним рядом тётя Граня, а мама на самом краю: она же всё подавала. Щи были постные, но со сметаной, картофельные лепёшки румяные, а тыква пареная сладкая на редкость. Папа очень её хвалил. Вечером собралось у нас много народу, и все расспрашивали папу про войну и, главное, когда она кончится. И папа говорил, что теперь мы воюем совсем не так, как прежде. Тогда мы отступали, оставляли и землю свою, и своих людей. А сейчас освобождаем их и больше никому никогда не отдадим. Рассказывал папа и про Сталинград. Там в одном доме были наши солдаты, а в другом, почти напротив, фрицы. И наши фрицев разбили и победили, хоть и очень трудно это им было. О сталинградской победе папа рассказывал очень много. Он ведь сам тоже там воевал и видел, как вели по дороге пленных немцев. Шли, шли они, и конца им не было. Все худые, грязные, оборванные… Так им и надо. Большого счастья ждали фрицы от этой войны, а вот как она для них обернулась.
Конечно, папу спросили, за что он получил медаль «За отвагу» и орден Красного Знамени. И папа пошутил, что медаль ему помог получить толстый немец, которого он привёл, когда ходил в разведку. А орден Красного Знамени ему дали за Сталинградскую битву. И ещё он рассказал, как переходили реку по тонкому льду. Впереди шёл комбат и толстой палкой проверял лёд. За ним шёл папа, а за папой другие солдаты их батальона. Шли хорошо. И вдруг, когда уже почти подошли к берегу, раздался громкий треск, лёд проломился, и комбат провалился в воду. Папа нырнул за ним, помог ему выбраться… Все солдаты им помогали… И потом они в мокрой, обледеневшей одежде целый километр бежали до села. В первой хате им дали переодеться во всё сухое, затопили погорячей печку, и они улеглись на ней. Старенькая бабушка, солдатская мать, отпаивала их горячим чаем с липовым цветом и растирала козьим салом со скипидаром.
Потом папа расспрашивал, как живут и работают сейчас наши люди, сколько хлеба и семян сдали государству.
Наш бригадир Коля сказал:
— Хорошо живём. Вот молодое поколение подрастает, работает отлично. И пожилые не сдаются. Посмотрите на нашего деда Матвея: трое внуков у него, а дедом себя звать не велит и работает по-ударному. «Война кончится, тогда буду дедом». Вот что он говорит.
Спрашивали папу, когда кончится война. И он рассказал случай, который слышал во время лечения в госпитале. Пристали солдаты к шофёру, возившему командира дивизии:
— Ты с комдивом всегда рядом. Спроси его, когда кончится война? Уж он-то, наверно, знает.
Но комдив разговоров в машине не любил, и шофёр ждал минуты, чтобы встретиться с ним на воле. И дождался. Мыл он как-то вечером у колодца машину, и тут из избы вышел на крыльцо комдив. Поглядел на небо, на звёзды, — журавли в ту пору клином на юг летели, — и говорит, вздохнувши: «И когда эта война, наконец, кончится? Надоели фрицы хуже горькой редьки…»
Стали гости расходиться. На прощанье говорили папе, чтобы он хорошо воевал, уничтожал фашистов и освобождал свою землю, а уж без него тут как-нибудь управятся.
Но утром, когда я проснулась, папы уже не было.
— Николай его увёл, — сказала мама. — Машины к пахоте подготовить надо.
И так все дни, что положено было папе отдыхать. Утром уходил, вечером возвращался, и только тогда мы его и видели. Да в последний день свёз на мельницу рожь, что мы с тётей Граней получили на трудодни, и смолол её.
Мама напекла ему на дорогу пирогов, собрала творогу…
Ничего, кроме хлеба, с собой не взял. Сказал:
— У нас теперь всё есть: и горячее, и сухой паёк. А вам до новины ещё долго ждать.
Всех перецеловал, сказал:
— Победим — увидимся! — И ушёл.
А мы с мамой и Доськой долго стояли на том месте, где неделю назад его встретили, и смотрели ему вслед.
Горько плакала мама, когда вернулась домой. Легла на постель, уткнулась лицом в подушку, и видно было, как вздрагивают её плечи. Я её сперва утешала, но вижу, что не утешается, испугалась, что от слёз она заболеет, и стала её стыдить.
— Встань, — говорю, — опомнись! У других и письма не приходят, и никто к ним не приезжает! А у нас такая радость была!
Вот и кончается мой рассказ о том, как мы жили в войну. Так и дальше было. Но с каждым месяцем всё радостней, потому что почти каждый день слушали мы передачи по радио, которые назывались: «В последний час». В этих передачах бывали такие сообщения, что сердце замирало от счастья. Один за другим освобождали наши войска сперва советские города, а потом стали гнать фашистов из оккупированных стран.
А папа наш всё воевал. Вместе со своими товарищами бил фрицев и вместе с ними победил.
Киев — Ирпень
1976 г.
ТАК И БЫЛО
РАССКАЗЫ
ТАК И БЫЛО[4]
То, что я расскажу вам сейчас, похоже на сказку, но всё это правда. Так и было.
А случилось это в феврале сорок второго года в осаждённом фашистами блокадном Ленинграде.
Приближался вечер. По заметённым снегом ленинградским улицам шёл удивительный обоз. Медленно ступающие, измученные лошади везли четверо саней, нагружённых тяжёлыми мешками. Возчицы, — молодые женщины, по самые глаза закутанные платками, в ватных брюках и овчинных шубах, — шагали каждая у своей подводы. А с передними санями шёл пожилой человек с красным обветренным лицом, похожий в своей волчьей шапке на сильно уставшего и сердитого Деда Мороза.
Возле дома, на дверях которого была вывеска «Районный комитет партии Выборгского района», обоз остановился. «Дед Мороз» поднялся на крыльцо, вошёл в прихожую и спросил дежурного, гревшегося у железной печурки:
— Где тут у вас начальник? Мы хлебушек товарищам ленинградцам привезли,