Шрифт:
Закладка:
— Ну раз все в сборе, чистосердечно признаюсь, что с Яном меня связывает только детская дружба и одна малюсенькая, совершенно безобидная ложь, в которой пришло время вам, ребята, сознаться... — Бойко выдерживает эффектную паузу, наверняка наслаждаясь моим замешательством. — Прошу отнестись с пониманием и, пожалуйста, не судите нас строго… Мы перевелись в середине года. Не так просто, знаете ли, адаптироваться, особенно такому амбициозному парню, как Льдов. Да, Янчик?
Это удар ниже пояса, на который ответить могу лишь убийственным взглядом. В тишине, образовавшейся между сменой треков, отчётливо слышно, как скрипят мои зубы.
Никто за столом не в курсе, как меня выносит это прозвище. Никто, кроме Леры.
«Янчик — в гнезде нежданчик» — под этим лозунгом прошло моё детство.
Из-за него я ломал носы.
Из-за него меня в первый раз исключили из школы.
Я ненавижу мать, сколько себя помню. За острое чувство ненужности, за то, что в коллективе всегда был «не таким». Второсортный. Брошенный. Сын кукушки, скинувшей меня отцу младенцем и улетевшей в поисках счастья аж в Эмираты.
Бойко тоже росла без отца, поэтому хорошо понимает, куда целится. Узнаю свою гремучую подругу, которая не спрашивает разрешения, не учитывает чужие чувства, а просто берёт то, что ей нравится.
Похоже, сегодня в меню наш общий секрет…
Уже готовлюсь уйти в несознанку, когда чертовка, вдоволь насладившись нашими напряжёнными рожами, заходится звонким смехом.
— В общем, это была всего лишь ложь во спасение, — беспечно продолжает Лера, изящным движением убирая волосы за спину. — И спасти я пыталась самолюбие друга. Согласитесь, парнишка нарасхват звучит лучше, чем изгой-одиночка.
— Какая забота… — С трудом поборов желание выматериться, сдёргиваю её с диванчика. — Пошли, подарю тебе медленный танец в знак благодарности.
Бойко перебирает ногами с большой неохотой. Либо уже уловила моё желание убивать и теперь пытается максимально сберечь свою драгоценную шкуру, либо в очередной раз показывает характер.
На середине танцпола резким аккуратным рывком прижимаю Леру к себе.
— Признавайся, трухнул? — Она взвинчена — покусывает изнутри губы. Но глаза… без спиртного пьяные, горят нездоровым куражом. Всё-таки ни то ни другое. — Зря... всё было под контролем. Но мне понравилось водить тебя за нос. Ты такой доверчивый, Ян.
— Любишь играть с огнём? — огрызаюсь я. Бессмысленный вопрос. Конечно, любит. — Какого рожна ты вообще сочла себя бессмертной?
— Ты так красиво злишься… — Лера опять смеётся, приковывая мой ошалевший от адреналина взгляд к своим губам. Теперь уже намертво. — Прекрасно понимаю твою беспомощность. Не очень удобно, когда руки связаны наблюдающей за нами парой, да? Остынь, Льдов. Забирай свою Барби и скройтесь где-нибудь. Не отсвечивайте. Я всё равно до полуночи выиграю этот спор. Слышишь?
— Хорошо подумала? — уже мало что соображая, хватаю её за горло. — Готова пойти до конца? Ты ведь правильно понимаешь, что именно это значит? Переспать с ним, Лера. Так какого хрена вы всё ещё не в постели?
Растерянность держится на её лице долю секунды. Настолько мало, что начинаю сомневаться, была ли…
— Надеешься испугать меня высокой ставкой? — хрипит она, сводя с ума своей недосягаемостью. — Я вырву у тебя эту победу. И стану чемпионом в нашей затянувшейся игре.
— Забудь, — зло выплёвываю, сжимая крепче пальцы.
— Сказала же, отвали…
Наверное, если одна и та же мысль приходит в голову слишком часто и становится навязчивой, проще не сопротивляться.
Я это делаю.
Накрываю ртом её мягкие губы.
К чёрту…
Лера
Странно. Я была уверена, что во время поцелуя в животе каждой уважающей себя девушки просыпаются бабочки: начинают порхать, веселиться и заниматься всем тем беспределом, что им по статусу положен.
Что сказать…
У меня почему-то проснулся только нервный паралич.
Посторонней активности внутри себя не чувствую. Рук, ног — тоже. Стою с открытым ртом, будто собралась закричать, но звук не идёт. Ян, не встретив сопротивления, продолжает начатое и таки делает то, о чём сам же мне по большому секрету и поведал в далёкие школьные годы.
Мы были подростками, и я ещё тогда отплёвывалась со словами, что это «Фу, какая мерзость несусветная!». А потом, не сговариваясь, мы стали обходить взрослые темы.
И вот в моей жизни это свершилось. Ян Льдов углубляет поцелуй.
И ладно бы посторонний кто-то. Но это…
Возмутительная наглость! У меня даже нет возможности как-то отреагировать. Я в таком шоке, что толком не соображаю. А кто бы ни осоловел на моём месте? Когда друг детства — человек, перед которым я, между прочим, до недавнего времени не стеснялась сморкаться и таскать растянутые кофты, вдруг начинает вести себя как… предатель вероломный! Дикарь. Животное.
Это не просто обидно, это… странно.
С запозданием понимаю, что продолжаю виснуть на его шее, и раздавать пощёчины уже не имеет смысла. Вспоминаю, что ссорились, что Ян, мерзавец, усложнил задачу, что не готова к поцелуям, а про постель с Аристовым и думать тошно.
На кураже я многое могу на себя взять. В этом вся проблема — о последствиях задумываюсь после.
— Лерка… Скажи что-нибудь.
Ян отстраняется, и если поначалу в синих глазах горят близкие мне растерянность и страх, то чем дольше он смотрит, тем жёстче становятся черты его лица. Тем меньше в нём остаётся моего друга.
— Дурак, — мой голос дрожит, звучит надрывно и жалко.
Похожее я ощутила лет в пять, когда назло бабуле полезла за чайником и ненароком обварила себе пальцы — непонятную злость и обиду на всё живое.
Ян не создан для отношений. Мы дружим всю сознательную жизнь, только поэтому он до сих пор рядом. А что будет, если мы вдруг зайдём дальше товарищеских шуток? Я просто стану одной из многих, и надобность во мне исчезнет?
Пол под ногами дрожит от басов, а в ушах, наоборот — тихо-тихо. Страшно до мурашек. Ян ведь мне не просто нужен. Он неотъемлемая часть меня, как глаза или тот же язык. Каково в один миг лишиться речи или зрения? Жутко, очень жутко.
— Вот и хорошо, — бросает Ян, сжимая меня. Из его ноздрей только пар не идёт. Огненный.
Это неожиданно. Непоследовательно! Я окончательно теряюсь, разрываясь между двумя противоречивыми образами Льдова: закадычного друга и вполне себе горячего парня.
— Ты что творишь? — бормочу, всё ещё находясь в нокауте. Слова не могу толком вымолвить. — Я… Я…
Губы Яна кривит такая знакомая мне усмешка.
