Шрифт:
Закладка:
— Кай! — вскрикнула она, еще ничего не различая, но точно зная, что это — он…
«Кай! Кай! Кай! — отразили звук ее голоса сотни, тысячи прозрачных стен, как будто тысяча тончайших хрустальных колоколов. — Кай! Кай!»
Когда Герда добежала до Кая, она вся сотрясалась от слез Все прозрачные стены задрожали и расступились, наполняя пространство звоном. И Кай с Гердой обняли друг друга.
Нет, никакой осколок не выпал. При чем тут осколок? Просто это был Кай, Кай, которому слезы Герды были нужны, как растрескавшейся земле — дождь. Никому в мире не были так нужны ее слезы, как ему. Наконец- то вся Герда ожила, вся душа ее выплеснулась.
— Герда, Герда…
Все пространство и все время как будто были пересечены, как огромный белый зал. Вечность была тут. Они в ней находились.
Бесчисленные слезы задрожали, переливаясь всеми цветами радуги, и в каждой из слезинок мелькнуло маленькое отражение женской фигуры. Еще минута — и все слезы слились в одну огромную сверкающую каплю, которая повисла ни на чем посреди зала, как звезда посреди неба. И в этой капле…
— Снежная Королева!… — прошептал Кай. — Наконец-то я вижу тебя!..
Снежная Королева молчала. А слезы текли и текли из ее глаз, не тая, а затвердевая. Они были вечными, как и она сама. Они собирали в себе весь свет и преломляли и удесятеряли его.
— Снежная Королева, — шептали мальчик и девочка, — как это люди могут бояться тебя?
— Это оттого, что они не видят меня, — сказала Снежная Королева. — Люди предстают перед зеркалами моих глаз и не видят там того, что они хотели бы видеть. А то, что есть, им кажется пустотой. И я кажусь им пустой и холодной.
— Пустой и холодной… Ты?! — повторили Кай и Герда и замерли. — Ты — хранительница света и простора…
— Ну вот, вы уже и не боитесь Простора и вас не ослепляет Свет. И ни холода, ни пустоты вы тоже не боитесь, потому что у вас незамерзающие сердца.
Снежная Королева замолчала, но в зеркалах ее глаз вспыхнуло такое сияние, что еще немножко — и они не выдержали бы его. Они крепко обнялись и как будто провалились куда-то, перестали видеть и слышать. А когда очнулись, то оказались в бабушкином доме у Розового Куста, который сам и был счастьем, только чтобы узнать это, надо было потерять его…
И, конечно, около Розового Куста сидела бабушка. Уж если счастье, то без бабушки не обойтись. Какое же счастье без Доброты? А бабушка ведь сама Доброта, и у нее самое незамерзающее сердце на свете. Никакие холода ему не страшны. Уж если у тебя незамерзающее сердце, то это навсегда. А если замерзло — не надо пенять на Снежную Королеву. Она тут ни при чем.
Старая Фея
Фея была старая, седая и грузная. Она ходила с большой хозяйственной сумкой. Чаще всего сумка была набита рукописями. Вот с такой набитой рукописями сумкой она и появилась в издательстве. И робко предложила свои листки. Она была похожа сейчас на торговку из песни про горячие бублики. Вот так стоит на морозе, озябшая, и товары ее на глазах остывают и черствеют.
Фея выглядела жалкой и, кажется, чувствовала это. Руки у нее дрожали. Она не знала, куда деть распадавшиеся листки и переводила взгляд с одного сотрудника на другого. А они всем видом своим давали ей понять, что все это совершенно неуместно и почти неприлично, и долго терпеть этого они не намерены.
— Но это ведь настоящее, — тихо сказал Фея, — живое…
— Что, что? Позвольте об этом судить нам. Когда нужно будет, мы вам ответим.
И ответили. Все это им было совершенно не нужно. Стоило только взглянуть на папки, чтобы убедиться в этом.
— Знаете что, бабушка, в этом возрасте не начинают писать, и если… Тут Фея покраснела и перебила:
— Я вам не бабушка.
— Вот как… Но простите, ведь вам уже под семьдесят?
— Под семьдесят? Под семьдесят?! — Она подняла лицо. Ее глаза сверкнули. — Да когда ваша прабабушка была ребенком, мне было уже гораздо больше семидесяти.
Тут уже онемели сотрудники. А Фея быстро собрала свои листки, запихнула их в хозяйственную сумку и решительно пошла к лифту. Когда она потом перебегала улицу и вскакивала на ходу в автобус, в ней вряд ли можно было заподозрить грузную старуху. Но вот она села, прислонилась головой в окну — и снова стала старой и усталой.
Вышла она возле огромного пустыря на конечной остановке, поглядела вслед последнему уходящему пассажиру и пошла в сторону от дороги и домов по пустырю, пересекая овраги и чахлые перелески.
Наконец, она оказалась далеко от какого бы то ни было жилья. Ни души. Огромное небо и пустая затихшая земля. Вот тут-то Фея раскрыла свою сумку и вывалила из нее все свои листки. Их подхватил ветер, закружил и разнес в разные стороны, а Фея вздохнула, поправила на голове платок и пошла назад уже с пустой сумкой.
На пустыре этом потом вырос лес. И не чахлые ровные посадки. Нет, прекрасный смешанный лес. Откуда он взялся — люди не задумались. А откуда вообще на земле взялись леса? Разве кто-нибудь знает об этом?
Но все это потом, не сразу.
А сейчас Фея поправила платок и с пустой сумкой пошла через пустырь обратно к домам.
Дело в том, что Фее, живущей на земле, нужны деньги, как и всем людям. Сколько труда она вложила в рукописи, об этом не знал никто. Да и что с того? За рукописи ей не платили, а деньги ей были нужны. И вот она подошла к крайнему дому и постучалась в первую попавшуюся квартиру.
— Вам полы помыть не нужно? Или окна? Или постирать что- нибудь?
Хозяйка осмотрела ее несколько подозрительно и замялась.
— Пусть вас не смущает мой вид, я умею это делать. И беру недорого.
— Ну что ж, нужно.
Она действительно умела это делать. Она вымыла квартиру, к удивлению хозяйки, быстро и хорошо. А то, что несколько раз останавливалась и сосала валидол, хозяйка не видела. Да и какое ей было дело?
Теперь у Феи были деньги. Она
