гневно раздула ноздри бледная девушка. — Это сорняк.

— Как сорняк? — покрутил я перед лицом Насти колючкой. — Соцветие есть, да и цветёт он, значит, цветок. Смотрите, какой он красивый. Да есть колючки, у всех есть свои минусы.

— Что вы несёте?! Вы невыносимы, — шагнула она вперёд и, толкнув меня слегка плечом, обошла меня. — Хам. — Протянула она, смотря на меня в пол оборота.

— А как же цветок? Что мне прикажете делать? — Как ни в чём не бывало, произнёс я.

— Себе оставьте, раз вам так нравятся колючки, — фыркнула Анастасия. — На сегодня я сыта общением с вами. Прощайте.

— До скрой встречи, — мило расплылся я в улыбке. — Мы же помолвлены как ни как.

Испепеляющий взгляд был мне ответом, после которого Настя развернулась ко мне спиной, и быстро зашагала прочь, а я, склонив голову набок, вдруг осознал, что мне начинает нравиться выводить из себя и злить мою, так сказать невесту.

Вернувшись в свою комнату общежития, я скинул верхнюю одежду и сапоги, после чего завалился на кровать.

Уже вскоре придёт мой сосед по комнате, после чего настанет пора узнать, на кого работает этот лицейский крот.

Мысль как это сделать пришла ко мне внезапно, когда Михаил со своими друзьями ещё с утра бойко зазывали меня на местную попойку по случаю начала учебного года в лицее.

Я же лаконично съехал с этого предложения, сославшись на беспокоящие меня травмы, полученные за время несение службы летом.

Как говорил один из моих учителей, шпион должен не только раскрывать вражеские намерения, но и участвовать в них, поворачивая их ход себе во благо.

А значит, пусть себе шпионят, только теперь по моим правилам.

Жаль, конечно, что техника разума, которая создавала в голове жертвы чуть ли не отдельную реальность, хоть и была мне подвластна, но несла до сих пор для меня опасность.

Я уж молчу, сколько родовой силы она постреляла в секунду, а при сильном сопернике и вовсе могла не сработать, или быть развеянной, если бы она была замечена в момент её наложения.

Однако Михаил был не из таких, а значит и разработанных техник на основе разума мне хватит за глаза, дабы раскрутить его на чистосердечное признание. При этом, не раскрыв себя.

После полуночи дверь в комнату открылась, и на пороге в знатном подпитии появился Михаил.

Стоило лицеисту шагнуть за порог, как по его лицу прилетела звонкая оплеуха, откидывая его голову в сторону, и сворачивая набок очки, после чего его схватили за грудки, и швырнули в комнату, где он грохнулся набок, и проехался по полу.

— Ты что вытворяешь. Совсем больной!? — Взвыл Михаил, пытаясь вскочить с пола, при этом ища свои упавшие очки. — Какого чёрта!

Но ответом была закрывшаяся дверь.

Когда в полумраке комнаты лицеист вскочив на ноги, нацепил свои очки, его лицо стало приобретать гримасу ужаса, а тело, словно само попятилось назад.

— Чур меня. — Прошептал дрожащими губами парень, смотр как у двери на него со злорадной ухмылкой смотрит козлоногий чёрт с острыми чуть изогнутыми рогами.

Высокий, по пояс голый, сутулый бес с острыми рогами и, человеческим лицом, но с чертами животного, смотрел пронзительным взглядом на парня и ухмылялся.

— Ой, да брось ты, — шагнул навстречу лицеисту бес. — Грешникам такое не помогает. А ты грешник Михаил.

— Нет! Я нечего плохого не делал. Тебе не утащить меня в ад исчадье преисподней. — Чуть не ныл от страха Тупиков, трезвея на глазах.

Бес сделал ещё шаг навстречу парню, и скрестил руки на впалой груди.

— А хотел ведь, — подмигнул чёрт парню. — Я же знаю.

— Ничего я не хотел. — Всё пятился к окну лицеист, дрожа как осиновый листок.

— А как же худое, задуманное против твоего соседа по комнате Михаил? — Цокнул копытом при шаге бес. — Так что котёл для тебя уже готовят, да дрова стаскивают, и в дровницы складывают.

От услышанного Тупиков вжался в подоконник, и взмолился.

— Я ни хотел, да дело правое. Оставь меня в покое бес. Уйди! Исчезни.

— Исчезнуть, я могу, только если ты покаешься, да всё как на духу выложись. — Встал в метре от лицеиста козлоногий.

— Всё скажу. Только отстань от меня бес. Как есть скажу. — Трясся словно под током парнишка.

— Ну, так говори, а там посмотрим. — Расплылся в улыбке исчадье ада.

— Всё скажу, — чуть не икая, выдавил из себя Михаил, повторяясь. — Нас граф один попросил, да нанял. Сказал, что жизнь в лицее нам облегчат. Денег даст, да на тёплое место, если справимся, определит после окончания учёбы. А взамен нам надо с тем с кем скажет подружиться, да следить за ним пока в друзья не вотрёмся закадычные. А после на плохие разговоры его выводить о княжне Полозовой,да по кабакам и борделям его стараться таскать, чтобы имя его очернить, да репутацию гнилую сделать. Мы бы не согласились на такое. Да граф скал, что дело мы доброе, и правильное делать будем. Мол, княжну Полозову Анастасию Владимировну спасать надо. Неволей её он под венец тащит, да надругаться хочет. Дело наше богоугодное. Мы девушку из беды да неволи вызволяем. А земные блага, что обещаны были, так их мы не просили, их нам и без наших выпрашиваний обещали. Так что не тронь меня бес. Так как злого умысла у нас нет. Да и силком таскать этого мерзавца никто не собирался. Сам решит, сам согрешит, а не мы.

— О, как, — хохотнул бес. — Что за граф?

— Графом Овочкиным представился. Сказал, что его покровитель в случае успеха нас в Петербурге устроит. Я его знать не знаю и в первый раз в жизни видел. Но Андрюха говорил, что граф этот из Москвы. Делами там серьёзными занимается, а покровитель его, по его мнению, это сам князь Решкин-Флинфхоф, так как дел у них совместных много.

Бес хотел было протянуть руку к лицеисту, но словно наткнулся на невидимый барьер, после чего скривился, обнажив жёлтые кривые клыки.

— Неуч-то не брешешь, и чист ты перед