Шрифт:
Закладка:
— Ну, что стряслось? Ты живая, волки в лес не унесли?
— Маша, что ты несешь? Какие волки опять, сказки на ночь читала? Звонил папа.
— И что сказал любимый отец?
— Да так, ничего, просто поболтали, спросил, как погода в Майами.
— И как? Жара, поди. Везет людям. Может, тоже туда рвануть?
Что верно, то верно, мои трусы хоть отжимай после Вершинина.
— Наплела что смогла. Про Прохорова спрашивал.
— О господи, не произноси при мне фамилию этого пидораса. А я тебе говорила, он странный, одна эпиляция всего тела — это уже был звоночек задуматься о том, мужик ли он.
— Маш, давай не будем, вот совсем нет настроения его обсуждать.
— Да и правда, пусть его там все афроамериканцы Майами перетрахают в жопу.
— Маша!
— Да, я Маша.
Хотела рассказать про свои приключения, но не стала. Начнутся не вопросы, а чистый допрос, не готова вообще рассказывать о Вершинине. За дверями комнаты послышались громкие голоса, топот, я насторожилась. Дверь снова резко открылась, и что у них за манеры — вламываться без стука?
— Орешкина, давай на обед, а то в обморок начнешь падать, потом укол поставим.
— Это кто? Даха! Кто это был? Мужчина? У тебя мужчина?
Как всегда, все в моей жизни происходит вовремя. Роман смотрит на меня, сканируя с ног до головы, задерживается на ногах, показывая пальцем.
— Все, Маш, пока, целую, — быстро отключаюсь, оставив мою сестренку сгорать от любопытства.
— Это что на тебе?
— Шорты.
— Ты словно голая.
— Я не голая, я в шортах.
— Это на шорты не похоже.
— Ну, это смотря для кого. И не надо мне указывать, что носить, вон там четвертый размер выпрыгивает из чашечек, там указывай.
Я что, ревную? Нет, не может этого быть. Я не умею ревновать, ну разве что папиного партнера по бизнесу дядю Борю, но тогда мне было десять лет, и к нему липла какая-то швабра.
Гордо поднимаю голову, иду, хромая, мимо Вершинина, смотрит волком, при этом что-то поправляя в районе своего паха. Я краснею, как гимназистка, прохожу мимо.
— Тапочки обуй, бедовая. Простынешь еще.
Смотрю на свой идеальный красный педикюр, да, пол и правда прохладный, но мои тапки не налезут на забинтованную ногу.
— Ой, горе ты мое.
Вершинин открывает комод, стоящий рядом, достает оттуда что-то шерстяное, садится на корточки и, приподняв мои ноги по очереди, надевает на меня шерстяные носки. Они мне жутко велики, чуть колются, но в них тепло.
Смотрю на его макушку, и хочется погладить волосы, забраться в них пальцами, но вовремя одергиваю себя.
— Спасибо. Я надеюсь, они не оставлены какой-то залетной девицей, которая так убегала от тебя, что забыла их?
Вершинин
— Кто вообще эта девица, Роман? Что здесь происходит? Ты с ней спал? Я ничего не понимаю.
Я уже сам не знаю, что здесь происходит. Смотрю на Ирину, понимаю, что все надо рассказать, не привык я врать и кого-то обманывать. Я вообще не понимаю, что она там надумала в своей голове про наши отношения. Да, мы встречались, но лишь для секса, всего два раза в ресторан ходили поужинать. Я не говорил слов любви, Ира ничего не просила и не требовала, а вот сейчас я должен все объяснить.
— Ир, ты заболела, она племянница моя, как я мог с ней спать? Я что, похож на извращенца?
Вот же, сука, все равно вру.
Это все пагубное влияние Орешкиной и стояк. Ира смотрела с недоверием, да я бы сам не поверил тоже. Но не сейчас же ей все выкладывать, когда за окном метель и перекрыты дороги? Она же дернется, захочет уйти, вместе с циклоном накроет истерика и скандал, я буду останавливать, жалко выглядеть.
Черт, попал ты, Вершинин, реально попал.
А все потому, что надо обозначать сразу свою позицию, не стоит просто так почти год ездить к женщине за сексом и не думать о том, что она ничего там себе не накрутит.
Ну вот не думают мужчины об этом, мы не так устроены, нам надо говорить все прямо и в лоб. У нас нет времени читать женские мысли и угадывать их желания. А если этого долго не происходит, не надо обижаться и говорить о рухнувших надеждах.
Иду на кухню, надо попить воды и не мешало бы хоть что-то пожрать, спасибо Ирине хоть за то, что приготовила еды. Пахнет вкусно курицей и овощами, а еще салат, соленые огурчики. С чего Даша решила, что будут жареные яйца?
Вот мои яйца сварились.
О, они будут жареными, если я сейчас все расскажу: как трахал Дашку ночью, что она не племянница, что встретил ее сутки назад. Но это вообще никого не касается, это мое личное. Это наше личное.
С Ирой надо поговорить, но не сейчас, вот совсем не сейчас. Чувствую, будет истерика — сначала у нее, потом у Орешкиной, которая точно склюет всю мою печень.
— Тимоха, давай к столу.
Тимофей оторвался от телефона, с интересом посмотрел на меня и Ирину. Сейчас точно скажет какую-то глупость, а мне потом расхлебывай.
— Ну, что ты смотришь на меня, как на отца родного? И запомни, Тимофей, вся глупость, сказанная тобой, будет эквивалентна деньгам. Хоть одно слово — и минус косарь от зарплаты.
Говорю все это тихо, Тимофей моргнул два раза, приоткрыл рот, но тут же его закрыл.
— Вот и молодец.
— Роман, я все-таки не поняла, ты никогда не говорил про племянницу, и вообще, зачем ты привез ее сюда?
И правда — зачем? В городской квартире было бы все проще. Хочешь сделать как лучше, сделай, но при этом очень сильно усложни себе жизнь. Прям звучит как мой девиз.
— Да, шеф, и мне интересно.
Показываю Тимофею один палец в знак того, что уже минус тысяча рублей, тот сопит и утыкается снова в свой телефон.
— Сестры моей двоюродной дочь, мы поругались лет десять назад, не общались совсем. Старая история.
— Как интересно, — Ира подошла ближе, повернулась, чувствую, как прошлась грудью по моей руке, наклонившись к столу, подвинув тарелку, присела рядом на стул. — И надолго она в нашем городе? Ты же не собираешься ее поселить в своей квартире? Она говорила что-то о стажировке.
Тимофей вновь оторвался от телефона, но молчал, за что уже заслужил пирожок.
— Еще пока не думал об этом, вернулся поздно, сама понимаешь, пока в травмпункте, пока аптека.
А вот это хорошая идея: поселить Орешкину у себя, ну, не отправлять же ее в какой-нибудь вшивый мотель. Она там таких дел натворит со своим везением. Да и вообще, я не смогу уже ее отпустить, тот секс, что был между нами, его словно не было, я еще не распробовал все сладкие местечки этой строптивой девчонки.
