с одной стороны был «разут», его катки слетели, дно было оторвано. Сверху маталыга была вся в крови. Вот так просто погибнуть на войне, так буднично. Наехал на мину и все! Всем правит случай. Вспомнилась фраза одиозного маркиза де Сада: «Судьба — это слепая старуха, катающая шары». Сегодня был не их день, черт побери, и шар, пущенный злобной, капризной бабкой, прошелся прямо по этим парням.

На войне хорошо быть везунчиком. Вокруг тебя будут происходить страшные вещи: смерть явится во всем своем отвратительном многообразии, ты пропитаешься запахом увечий и боли, изваляешься в страхе и отчаянии. Одно неосторожное движение, просто шаг в сторону, и что-то может произойти. Не досмотрел — сорвал растяжку, расслабился на мгновение и все, труп!

Когда мы въезжали в село, водитель вылетел из колеи и не наехал на мину, поэтому все остались живы. Просто чудо, удачный день для нашего отряда. Шар мимо проскочил! Тогда впервые я познакомился с одной новой эмоцией, мало подходящей для гражданской жизни. Она преследует любого бойца, пока он живет боем, да и после, до самой смерти от нее не избавишься. Это чувство такое неоднозначное, с одной стороны приятное, а с другой — подлое. Это ощущение радости, что мертв не ты, а кто-то другой. А ты — жив! Пока.

Цинично звучит, но операция прошла быстро и, в целом, успешно, за исключением трагического момента с подрывом. Я надеялся, что нас отправят на базу, но нас отправили на наблюдательный пункт.

Тёплых вещей и спальников у нас не было. Чтобы не выдавать позицию, было запрещено жечь костры. Даже отступивший противник мог совершить диверсию. Мы легли на плащ-палатку, прямо на камни и накрылись ей сверху.

С рассветом нас сняли с наблюдательного пункта, и весь отряд вернули на базу. Первое, что мы сделали — напились горячего чаю и ни о чем не думали!

А ВЫ ТОЧНО ИЗ СПЕЦНАЗА?

«Так! Ты и Бизон, валите живо к командиру», — рявкающий голос сержанта выдернул нас из послеобеденного меланхолического настроения. Мы недоуменно переглянулись и бросились выполнять приказ. Громадный, мощный сибиряк, новый пулемётчик группы, с трудом нахлобучил кепку на огромную голову. Своё прозвище Бизон получил как раз из-за исполинских размеров, а особенно из-за размера стоп, больше напоминавших бизоньи копыта. Однако, стоило поторопиться. Начальство ждать не любит, а бывалого солдата два раза не зовут.

— Товарищ капитан, разрешите обратиться?

— Да, заходите, парни, — Странник махнул рукой, приглашая нас зайти в помещение. — Так, мужики, быстренько экипируйтесь и разыщите мне главного «одноразового», есть задание.

«Одноразовыми» в армии называют саперов. На выходе командир снова окликнул нас. Видимо, он был в хорошем расположении духа и поэтому решил «шуткануть» в своем стиле:

— Слышь, бойцы, какая самая нелюбимая фраза у сапера? — сощурив один глаз, спросил Странник и, выждав небольшую паузу, сам ответил. — Одна нога здесь, другая там! Понятно? Теперь — бегом!

Вернувшись в «располагу», экипировались. В этот раз не забыли взять спальники.

Собравшись, пошли к офицерам штаба, нашли главного сапера — худого, усатого капитана. Он был в курсе происходящего.

Сапер сообщил, что поедем в Буйнакск получать боеприпасы и взрывчатые вещества. Нас берут в качестве сопровождения.

Приехал «Урал». Офицер занял пассажирское место, мы забрались в кузов. Машина направилась в сторону Буйнакска.

Всю дорогу мы любовались красивыми местными пейзажами. И хотя, прибыли мы в те места далеко не курортниками, но все же панорама, открывавшаяся нам, равнинным людям, никогда не бывавшим в горах, завораживала. Дикая природа, сосновые леса, дубовые рощи, пышные луга, ну и конечно, горы и скалы, чистейший воздух. На нескольких участках дороги работала техника, устраняя обрушение скального массива после проливных дождей.

В Буйнакске мы заехали в огромную военную часть министерства обороны. Стояли танки и военная техника. Сапер проводил нас в казарму, где жили инженеры. Сдали оружие в местную КХО и пока ждали новых вводных, осматривались в части.

К нам подошла компания кавказцев — бойцы срочной службы, крепко сложенные ребята: «Салам! Вы откуда, парни?» — спросил один из бойцов, у которого подтяжки от формы висели на жопе, как у рэпера из Гарлема.

Наш внешний вид оставлял желать лучшего. Мы выглядели боевыми бомжами: обувь потеряла прежний вид, форма зашитая не один раз, пестрела зарплатами.

Мирно побеседовав с солдатами, которые скорее напоминали гражданских, мы пожали друг другу руки и разошлись.

Минут десять спустя лейтенант проводил нас в столовую.

Столовая была такая же гигантская, как и сама часть. Подошли к раздаче, где питаются офицеры, получили еду, сели за стол. На подносе стояла тарелка с тушеной капустой, фаршированной мясом (блюдо это из неизвестной нам кухни гордо именовалось «Бигусом»[96]), кружка чая, хлеб и яйцо.

Как только мы приступили к своей нехитрой трапезе, к нашему столу подскочил низкорослый мускулистый кавказец. Обильно жестикулируя и пыхтя, он, насколько мы поняли по его прерывистой, гортанной речи, выражал недовольство тем, что мы едим в офицерской столовой.

Ну, ладно, мы были прикомандированными. Да и вообще, офицер сам привёл нас сюда.

Дисциплинка в подразделении была ещё та! Эти «аборигены» почему здесь слоняются? Солдаты, нарушая расписание, бродят группами по части? А теперь этот «голодающий Поволжья» еще и вознамерился пообедать в офицерской столовой? Да ещё что-то нам предъявляет? Странные дела! Что тут вообще происходит?

Лейтенант, видя наше недоумение, подошел к солдату:

— Ты что тут забыл, воин? — резко одёрнул он распоясавшегося молодца.

Земляки-сослуживцы подхватили под руки своего недовольного товарища и увели из столовой. Издали еще какое-то время доносились его гневные возгласы.

Лейтенант объяснил нам, что местных свезли в часть со всей России и их здесь очень много. Каждый день конфликты, разборки. Шастает хулиганье рядом с частью, кидают гранаты через забор, задирают, драки устраивают. В общем, столкновение культур!

Разделавшись с «бигусом», мы отправились в казарму. Вместо вонючих спальников нас ожидали вожделенные кровати, застеленные белым постельным бельем. В нашем распоряжении оказался даже душ с горячей водой. По сравнению с ПТУ в Ботлихе, где мы ночевали на замызганном полу, это была не казарма, а пятизвездочный отель. Буйнакск, наконец-то, повернулся и к нам своей курортной стороной.

Наговорившись до отбоя с местными старослужащими, мы с неописуемым наслаждением завалились спать.

С утра я проснулся от холода. Второй подобный случай после памятной зачистки в Рахате. Надел тапки, и в трусах через всю казарму, продрогший до костей, побежал в туалет. В центре казармы, увидел разбитые окна. «На тумбочке», одетый не по уставу в бушлат, мёрз дневальный.