не давал ей жить нормальной полноценной жизнью, которой наслаждались другие женщины. Она с каждым днем все отчетливее понимала, что Патрик Перрен по-настоящему притягивает ее, и с трудом выдерживала дистанцию, которую сама же и установила.

Но что она могла поделать? Иногда Николь чувствовала себя тигрицей, посаженной в клетку. Она металась из стороны в сторону и следила за дверью, карауля момент, когда сможет вырваться на волю. А иногда, наоборот, видела себя сторожем зоопарка, с опаской поглядывающим на клетку с хищником…

Николь вздохнула, положила локти на свой письменный стол и подперла кулаками подбородок.

— И когда это смерч пронесся в ресторане, сметая все на своем пути? — спросил Патрик, входя в ее комнату.

Действительно, стороннему наблюдателю могло показаться, что он видит ночной кошмар, который не скоро рассеется. Но Николь держала проект перестройки ресторана в уме и точно знала, во что он превратится в скором будущем.

Она улыбнулась.

— Хорошо сказано.

Стараясь поддержать непринужденную атмосферу, Патрик прошел к окну и выглянул на улицу. Из комнаты Николь открывался прекрасный вид на залив. Тогда почему же у него кошки на душе скребли?

— И люди, и помещения полностью в твоем распоряжении. Но пощади себя и отдохни несколько дней. — Патрик обернулся и посмотрел на Николь: вероятно, она принадлежит к тем женщинам, чья красота только расцветает год от года. — Жан-Батист не заставляет тебя работать безостановочно.

Проклятье! — мысленно выругалась Николь. Ну почему когда она видит Патрика, то вновь мечтает оказаться в его объятиях?

— Мне надо съездить домой, — помимо воли вырвалось у нее.

— Ясно. Какие-нибудь неприятности?

Николь потупилась, избегая его взгляда. По каким-то непонятным причинам девушка не могла притворяться, когда смотрела ему в глаза. Они, как ярко-голубые магниты, вытягивали из нее всю правду.

— Просто… просто я хочу посмотреть, как там обстоят дела без меня.

Патрик присел на край стола. Что ж, подумал он, идея Николь заслуживает внимания.

Им обоим необходимо провести какое-то время наедине.

— Скрипит, но все еще держится. По крайней мере, Жан-Батист ничего не сообщил о разрушениях, когда я с ним разговаривал.

— Ты разговаривал с Жан-Батистом? — удивилась Николь.

— Да. — Патрик внимательно следил за реакцией собеседницей: она выглядела как человек, которого уличили в мошенничестве.

— Когда?

— Недавно. Он же мой партнер. Я подумал, что ему будет интересно узнать, как здесь продвигаются дела. Итак, почему ты желаешь уехать?

Николь не хотела смешивать два мира, в которых обитала: Амьен и Марсель, Жан-Батиста и Патрика. Во всяком случае, больше, чем они уже были смешаны. Семья — гавань для Николь. Патрик не должен бросать в ней якорь.

— Там ведь наш ресторан…

Что, черт возьми, с ней происходит? — недоумевал Патрик. Почему известие о телефонном разговоре с ее братом приводит в такое смятение?

— Неужели то, что я поговорил с твоим братом, — криминал? Где написано, что, перед тем как позвонить Жан-Батисту, я должен просить у тебя разрешения?

Николь встала из-за стола и подошла к окну.

— Нигде, — ответила она сдавленным голосом, глядя на набережную. — Извини.

— Извинения приняты. — Патрик боролся с желанием приблизиться к Николь и обнять ее. — Надолго уедешь?

Николь наблюдала, как по тротуару шли люди. Молодые и пожилые, мужчины и женщины, некоторые с детьми… Счастливые улыбки озаряли их лица. А мой удел — одиночество, подумала она, чувствуя, как щемящая боль расползается в груди.

— Что ты сказал? — переспросила Николь.

— Как долго ты пробудешь в Амьене?

— Дней пять. Одетт, наверное, уже стала совсем большой без меня.

Патрик улыбнулся.

— Небось, уже на свидания бегает. Поцелуй ее от меня, когда приедешь, ладно?

Николь кивнула и вернулась к столу. Прежде чем уехать куда бы то ни было, следовало закончить дела здесь.

Патрик показал на разложенные бумаги.

— Что нужно сделать, пока ты будешь отсутствовать?

Ее решение уехать на несколько дней домой возникло спонтанно. Николь прикинула, как много у нее работы в «Замке Иф», и поняла, что «лучшего» времени для путешествия выбрать не могла. Но и посвящать кого-либо в свои планы ей не хотелось.

— Ничего. Все идет своим ходом.

Патрик подошел к ней сзади и положил руки на плечи. Николь замерла, как олень, услышавший хруст веточки под ногой охотника.

— Проклятье, Николь! — Он резко развернул ее лицом к себе. — Успокойся наконец. Я не собираюсь хватать тебя и тащить в берлогу.

Николь деланно рассмеялась, стараясь обратить все в шутку.

— Знаю. У тебя нет берлоги.

Но на этот раз Патрик не думал отступать.

— Тогда почему каждый раз, когда я подхожу к тебе, ты трясешься так, будто я Джек-Потрошитель?

Николь не сумела ответить. Но зато снова попыталась разрядить обстановку.

— Скорее это я Джек-Потрошитель.

— Ты или я, какая разница? — Патрик постарался взять себя в руки. — Я хочу выяснить, в чем дело, Николь. Расскажи мне обо всем, что тебя тревожит.

Николь замотала головой.

— Я не такой, как все. Я сумею понять. — Но Патрик уже понял, что вновь потерпел поражение.

Может, поездка Николь домой поможет им обоим разобраться во всем? Может, за те несколько дней, что она пробудет в Амьене, он найдет способ вытащить девушку из ее раковины?

— Я попрошу Гийома отвезти тебя в аэропорт.

Николь кивнула. И почувствовала ноющую пустоту в душе, когда за Патриком закрылась дверь.

Ощущение пустоты не покидало Николь во время ее пребывания дома. Словно глухая тоска проникла в каждую клетку ее тела, не давая покоя ни днем ни ночью.

Николь приехала в Амьен, чтобы переосмыслить происходящие в ней перемены и восполнить силы. Но все было тщетно.

Она не находила себе места в доме Мари. А одиночество в собственной квартире пугало ее еще больше. Николь сваливала вину на разницу во времени, на нервы, на переутомление на работе. Но себя не обманешь: истинную причину хаоса, царящего в ее душе, звали Патрик Перрен.

Николь прилагала огромные усилия, чтобы скрыть от близких свое состояние. К сожалению, она переусердствовала: стала чересчур болтливой, чересчур жизнерадостной. Чересчур Николь.

Мари сидела в гостиной, держа Одетт на руках. У малышки резались зубки, и она капризничала, а заодно грызла все, что попадалось под руку. Мари отобрала у дочки шарф и бросила его в чемодан, лежавший на соседнем кресле. Николь закрыла крышку и щелкнула замком. Ей хватило пяти минут, чтобы собрать вещи.

Мари покачала головой.

— Господи, Николь, ты пробыла у нас всего три дня! И мне кажется, не спала ни ночи.

Николь улыбнулась и пощекотала Одетт там, где на розовых махровых ползунках красовался белый козлик. Малышка весело заворковала и попыталась