— Ты что, новости не смотришь?

— Я перестала их смотреть после одиннадцатого сентября, ничего хорошего там не показывают, только все умирают, — обиженно отвернулась к окну девушка.

Похоже, подобная промашка с ней случилась впервые. Он выключил музыку, вернул сидения в стандартное положение и завел мотор, продолжая смеяться.

— Говорят, что я маньяк-убийца, — оскалился Шейн.

* * *

Марта взглянула в окно и не поверила своим глазам. Испытав целую бурю эмоций, она заметалась по кухне, не понимая, куда себя деть. Что он делал возле ее дома? Разве Шейн не должен был нежиться в объятьях своей блондинки? С какой целью он сидел на скамейке под низким раскидистым каштаном? Марта выглянула из-за шторы, с волос стекала вода. Она только что вышла из душа, где под холодными струями вспоминала события ушедшего дня. Она его ревновала. Делая это дико, неистово и остервенело, сама не понимая почему. А еще она до боли в животе хотела оказаться на месте блондинки. Стыдилась и ненавидела себя за то, что завидовала этой девушке. Марта горела в огне желания и тянулась к Шейну, мечтая почувствовать тяжесть его тела. От злости она вылила пол бутылки геля для душа в раковину. Сжимая ни в чем неповинный флакон, с шипением надавливая и наблюдая за тем как вязкая субстанция алого цвета стекала в канализацию.

Собрав влажные волосы в хвост на макушке и натянув первую попавшуюся одежду, Марта подошла к входной двери. Задумавшись на мгновение, она шагнула в коридор.

Сев на другой конец скамьи, подальше от него, Марта сжала руки в кулачки, вдавливая длинные ногти в кожу ладоней.

Шейн не обернулся, лишь рассмеялся, запрокинув голову:

— Я не смог изменить тебе, какая ирония.

— Нельзя изменить женщине, с которой ты не состоишь в отношениях, — как можно спокойнее произнесла Марта, стараясь не показывать вспыхнувшее ликование внутри.

— В этом и ирония. Как там бедняжка Хью?

— Просит тебя зайти. Ему интересно обсудить с тобой выставку.

Шейн усмехнулся, рассматривая Марту.

Когда она обернулась, их взгляды встретились. Его улыбка была наглой, глаза бесстыжими, а движения дерзкими.

— Шейн?

— М-м-м? – он приподнял одну бровь, озорно улыбаясь.

— Зачем ты пришёл?

— Где-то бродит маньяк, убивающий моделей и изображающий мои фотографии, а я не могу перестать думать о тебе, — его бархатный голос убаюкивал Марту.

Соблазнитель шептал, подчиняя и без того сбитую с толку девушку. Кожа становилась чересчур чувствительной, а все эти простые уловки, смешившие ее ранее, теперь действовали безотказно. Она сжала ноги плотнее, чтобы тепло, разгоравшееся между ними, не разливалось по телу, так стремительно.

— Давай начистоту. Мы знакомы друг с другом тысячу лет. Я знаю, какой ты. Мне известно, кто ты. Тебя давит жаба, что ты спал со всеми кроме меня, вот и вся причина внезапно вспыхнувшей страсти?

— Так ты меня представляешь, — широко улыбнулся Шейн, от чего на щеках нарисовались ямочки.

Он наклонил голову, повел бровями, откровенно заигрывая. Ни грамма серьезности, никакой драмы. Марта закатила глаза к небу. С кем она пыталась выяснить отношения? С человеком, у которого самая серьезная связь была с котом? «Бедный Алекс», — вспомнила она пушистого малыша.

— К нам повалили предложения после твоего ареста, — улыбнулась Марта в ответ, глядя в его синие глаза, — один журнал предложил сделать фотосет «мертвая невеста», — закрыла руками лицо девушка, — а еще один заплатит кучу денег за фото погибших на камнях русалок.

Шейн уперся локтями в колени и положил подбородок на кончики сложенных пальцев.

— Мы обмажем одну из наших моделей белилами и завернем в белый тюль, предварительно уложив на ступени какого-нибудь дворца.

Марта рассмеялась:

— И насыплем сверху вялых цветов, выйдет довольно живописно.

Шейн подмигнул ей, продолжая философствовать:

— А для русалки мы найдем старую чугунную ванну. Можно склеить хвост из бумаги, но в этом случае он будет непрочным и, конечно, его нельзя будет мочить, — Шейн поиграл бровями, — зато сделать легко.

Он моргнул, наклонил голову к плечу, не прекращая смотреть ей в глаза:

— Лучше возьмем ткань, сложим ее пополам изнаночной стороной вверх, откопаем твои старые джинсы, вывернем их наизнанку, приложим, обведем по контуру.

— Что ты такое задумал? – Марте вдруг стало очень весело.

Он помотал головой, продолжая:

— Не перебивай! Это будет грандиозно! Марта, главное помни: внизу до конца не зашивай плавник, туда будем вставлять моноласту.

— Чего? – расхохоталась Марта.

Шейн прижал указательный палец к губам:

— Понадобятся твои старые тапочки, ну или что там тебе не жалко. Это для крепления ног, а для самого плавника, — он деловито пожал плечами, — линолеум.

Шейн замолчал, прищурившись, задумался на секунду:

— Тогда ты правда не сможешь мочить хвост, но зато он будет красиво смотреться для фото, игры или, например, для съемок своего сериала про русалок.

— Я? Причем тут я? — продолжала смеяться девушка.

— Ты рыжая и плавать умеешь, будешь моей русалкой, — Шейн помотал головой, не отрывая глаз от Марты.

Слово «моей» резануло по коже острым лезвием. Стало невероятно хорошо и тепло внутри. Марта оторвалась от его глаз, чтобы прийти в себя и успокоится. Вела себя, как глупая девчонка. Перед ней не прекрасный принц, а прожжённый бабник.

— Приложим к картону свою выкройку плавника, обведем, вырежем по контуру. Потом приклеим к нему твои тапки, — не унимался Шейн, — если клеим на картон, то можно взять любой клей момент, не обязательно водостойкий, все равно мочить нельзя...

— Оставь в покое мои тапки, — снова рассмеялась Марта, прижимая руки к животу, а Шейн улыбался ей.

— Почему ты мне веришь, Марта. Может это я их того?

Они безотрывно смотрели друг на друга.

— Ты милый парень, Шейн.

— Так меня еще никто не называл.

— Ты умный, интересный, талантливый, у тебя хорошее чувство юмора.

Что она несет? Она что, с ума сошла? С ней происходит что-то не то. Ей все сложнее уговаривать себя. Он отрицательный герой этой пьесы.

— Мне пора домой.

Пушистые конусы цветов каштана с розовыми и желтыми серединками окружили ее со всех сторон, когда Марта поднялась на ноги. Шейн сделал шаг на встречу и, не разрывая зрительного контакта, отломил ветку крупного соцветия. Испугавшись, что он снова начнет целовать ее, Марта попятилась, но Шейн просто отдал ей ветку,