— Ты животное!

Раздались шаги.

— Денвер, ты придурок! — Мэддокс взревел и толкнул другого парня в грудь так сильно, что тот просто упал и пьяно рассмеялся, а затем замолчал.

Мэддокс был в своих мешковатых джинсах, но без футболки, шнурки его ботинок волочились по земле. В мягком свете с крыльца я разглядела, что у него на груди было несколько татуировок, одна из них, над грудью, череп, извергающий пламя. Тени подчеркивали выпуклости его мускулистого живота вплоть до дорожки волос.

— Черт, — прорычал Мэддокс и пнул неподвижного Денвера, чья голова упала набок. — Этот мудак потерял сознание и обоссался. — он повернулся ко мне, прищурив глаза. — С тобой все в порядке?

— Тебе какое дело? Ты запер меня в собачьей клетке, — мой голос стал гнусавым, борясь со слезами.

Я убрала руку от себя, гадая, как бы мне избавиться от мочи. Мой желудок сжался при одной мысли об этом.

— Я не знаю, — холодно сказал он и повернулся, чтобы уйти. — Спокойной ночи.

— Он помочился на клетку, и я немного испачкала руки, — поспешила сказать я, ненавидя отчаянные нотки в своем голосе.

Я никогда не впадала в отчаяние, по крайней мере, не перед незнакомыми людьми.

— Тупой придурок, — прорычал Мэддокс в сторону своего приятеля-байкера, который определенно не слышал его, прежде чем сказал мне: — Я принесу полотенце.

Он повернулся и зашагал по усыпанной галькой дорожке, ведущей к зданию клуба.

Я посмотрела на вырубившегося парня на земле, но он не шевелился. Пару минут спустя Мэддокс вернулся с полотенцем. Он протянул его мне через решетку. Я спрыгнула с будки, убедившись, что не приземлилась в мочу, и схватила полотенце. Оно было холодным и сырым. Я понюхала, не доверяя никому здесь, но уловила лишь слабый намек на моющее средство.

— Это вода и мыло, или ты ожидала, что я вручу тебе полотенце с большим количеством мочи? — сказал Мэддокс.

Он действительно казался оскорбленным. Какое он имел право обижаться? Это он сидит в собачьей конуре?

Я вытерла руки, бормоча.

— Откуда мне знать? Этот парень хотел пописать на меня, и ты, наверное, думаешь, что я этого заслуживаю, потому что я дочь своего отца.

Папа вызывал ненависть у многих людей, и, просто поделившись его кровью, я пожинала в свою сторону те же эмоции. Сила отца защитила меня от силы людской порочности, их страх всегда был сильнее неприязни. Теперь я осталась без защиты.

— Нет, то, что ты пленница, не значит, что с тобой следует обращаться как с грязью. Мне нужен твой отец, а не ты.

Я продолжала вытирать руку полотенцем, но вонь мочи с пола конуры забивала мне нос, так что я все еще чувствовала себя грязной.

— Значит, собачья клетка это твоя версия того, чтобы не обращаться со мной, как с грязью?

— Это решение клуба.

Я с любопытством наклонила голову.

— И где бы ты меня держал?

— У нас в подвале.

— Звучит великолепно.

Я протянула полотенце.

Он покачал головой, наблюдая за мной таким взглядом, который казался слишком личным.

— Оставь себе.

Я кивнула, затем обошла лужу мочи и забралась обратно на будку.

— Я попрошу кого-нибудь убрать это утром или, может быть, днем, в зависимости от того, когда все будут трезвыми.

У него едва заметный акцент, которому здесь не место, и который я не могла определить, но он определенно был южным.

— Ты понимаешь, что моему отцу было бы легко, если бы он напал на вас сейчас.

— Именно, но твой старик не имеет ни малейшего понятия о твоем местоположении. Мы только недавно переехали в этот клубный дом.

— Где мы находимся? — небрежно спросила я.

Мэддокс внимательно наблюдал за мной, и на его губах медленно появилась улыбка, отчего на правой щеке образовалась ямочка.

— По какой-то причине я думаю, что было бы ошибкой рассказывать тебе слишком много.

— Мэддокс! — позвал высокий женский голос.

Мэддокс вздохнул, глядя в окно, где голая девушка махала рукой.

— Твоя девушка ждет, когда ты развлечешь ее, — пробормотала я.

— Не моя девушка, но я должен идти, — сказал он.

Он схватил парня, лежащего на земле, и потащил его прочь.

Как только он оказался вне поля зрения и слышимости, я судорожно вздохнула. Слезы подступили к глазным яблокам. Я недостаточно сильна, чтобы сдержать их.

Сидя в темноте, слушая ворчание, вой и лай собак вокруг, тихие слезы текли по щекам. Было не холодно, но я не могла унять дрожь. Я всегда знала, что бизнес отца опасен, но это была лишь отдаленная опасность, несмотря на то, что телохранители следили за каждым моим шагом. Теперь они мертвы. Либо байкеры убили их, либо папа сделал это в тот момент, когда узнал, что они позволили меня похитить. Я их не винила. Джованни так сильно вывел меня из себя, пока я не приказала телохранителям уйти, чтобы поговорить с ним наедине и отвязаться от меня. Папа не пришёл бы к такому мнению. В ярости он обвинил бы моих телохранителей, а меня не было рядом, чтобы сказать ему обратное и взять вину на себя.

В конце концов я вытерла слезы и тупо уставилась в темноту, прислушиваясь к случайным воплям байкеров, когда они напивались все больше и больше. Огромная собака слева начала расхаживать, навострив уши. Она поскребла пол, а затем свернулась калачиком. Несмотря на мой страх перед собаками, мне было жаль их за то, что они проводили свою жизнь запертыми в маленькой клетке.

Как долго я здесь пробуду? Может, папа и Маттео уже в пути, чтобы спасти меня. Я молилась, чтобы это было так. У меня не было желания выяснять, что эти байкеры задумали для меня. Мэддокс мог бы спасти меня от того, чтобы на меня помочились, и притвориться, что со мной будут обращаться прилично, но пока все указывало в другом направлении.

Моя красота всю жизнь была оружием, чем-то, что запугивало других без оружия и насилия, но теперь она стала обузой. Я находилась в раннем подростковом возрасте, когда поняла, как выгляжу глаза многих мужчин, и вскоре научилась использовать это в своих интересах, но сейчас...

После того, как я позволила себе слёзы, я пообещала себе быть сильной, чтобы выбраться из этого живой. Папа сделал бы все, ради моего спасения, но мне нужно убедиться, что он и Маттео не убьют себя, пока они это делали. Я должна придумать способ облегчить ему задачу или, может, даже сбежать. Эти байкеры были не самыми яркими свечами на торте. Я должна найти способ обмануть их и суметь убежать.

Мои веки вскоре отяжелели, но я заставляла их открываться, пока они не начали яростно гореть. Собаки сопели в конурах рядом с моей, вероятно, мечтая о том, чтобы я стала их следующей едой.