Шрифт:
Закладка:
Кристоф не мог насытиться ей, напиться. Клер гладила его, едва касаясь, будто пыталась успокоить, утешить, прижать поближе к себе. Кристоф растворялся в этом ощущении. Ему было тепло. С Клер он будто уплывал куда-то. Мир вокруг вообще перестал для него существовать.
Ее ноги мягко обвили его, и они соединились. Это произошло так естественно, будто они были созданы друг для друга. Всё было так правильно. То, как она отвечала на его движения, то, как она произносила его имя. Всё это было правильно. Великолепно. Кристофу хотелось, чтобы всё это продолжалось вечно.
Её кожа казалась шелковой под его шершавыми грубыми ладонями, и он касался её кончиками пальцев, будто боялся её смять. Клер старалась прижаться ближе к нему, мурлыкала, извивалась в его руках, пытаясь скрыться в его объятиях, закопаться поглубже. Кристоф с удовольствием обнимал её в ответ.
Он с упоением впитывал её экстаз, когда на его достигала. Эта искренняя дрожь взмокшего женского тела в его руках — это тоже было ново для него. Как и то, что всё можно было повторить. И он повторял. Снова и снова, как одержимый.
В ту ночь они уснули уже под утро. Кристоф взял её шесть или семь раз, он не мог бы сказать точно. Он остановился только тогда, когда Клер взмолилась о пощаде. Он сам вымыл её в тесной душевой и уложил себе под бок на свой продавленный старый диван. Она отключилась, будто кто-то щёлкнул на ней кнопку выключения питания. Умаялась, маленькая.
А Кристоф не мог спать. Он рассматривал Клер, перебирал пальцами её волосы, мурлыкал что-то, гладил, ласкал её, едва касаясь. Он смотрел, как рассветный свет окрашивает розовым её светлую кожу. На рассвете Клер становилась похожа на лесную нимфу.
Кристоф совершенно потерял голову. Тот месяц он был счастлив. Просто и незамутнённо счастлив. В этот месяц все дни для него были похожи один на другой, и каждый из них был по-своему прекрасен. Они гуляли, пили дешёвое вино и закусывали его таким же дешёвым багетом, целовались под луной и при свете солнца. И занимались любовью, где только могли.
Кристоф не мог отделаться от мысли, что воспринимает её, как какую-то небожительницу, как показавшуюся из чащи сильфиду. Она была настолько далека от того мира, в котором вырос Кристоф, что ему казалось, что ещё немного, и он обожжётся о её свет. Это даже пугало его. Но Клер с такой трепетностью относилась к нему, что он не мог от неё отказаться, хотя и не мог поверить своему счастью.
Но оказалось, что Клер — совершенно обычная девчонка и совсем не богата, как и Кристоф, но это совершенно не умалило её привлекательность его глазах. Наоборот! Как только он узнал, что в Париж Клер поехала едва ли не на последние деньги, она показалась ему немножко ближе.
Клер рассказала ему, что недавно окончила университет и стала переводчицей с французского языка. И что она приехала в Париж, на самом деле, для практики, чтобы улучшить свой французский. Кристоф тогда спросил, не отрывает ли он её от учебы.
— Совершенно наоборот! — ответила Клер. — С тобой я очень много узнала о настоящем французском языке. Ведь ты знаешь, мы учим не живой язык. Нас учат те, кому много лет, и кто учил язык в своём глубоком детстве по книгам, которые написали те, кому много лет, и кто учил язык в своем детстве. Но твой язык…
— Поверь мне, Клер, я всегда готов показать тебе, на что способен мой язык.
Кристоф тогда с хохотом утащил её в особенно укромную подворотню и, преодолев её стеснительное сопротивление, и впрямь показал всё, что хотел. С тех пор Клер не могла без смущения смотреть на решётки на окнах цокольных[1] этажей, за которые так удобно цепляться, если колени подгибаются.
Клер тогда попросила его исправлять ошибки в её речи, если он такие найдет. Кристоф деликатно поправлял её, когда она вдруг говорила «облачаться» вместо «одеваться» или «силиться» вместо «пытаться». В её французском и правда было много архаизмов. Первое время Кристофа это забавляло, но потом он привык и даже находил в этом какую-то изюминку.
Про себя Кристоф рассказывал неохотно, но Клер обладала удивительным талантом разговорить бесчувственный камень, не то, что молодого влюбленного мальчишку. Кристоф тогда вскользь упомянул о milieu и о том, что недавно стал beau voyou. Клэр была в ужасе.
Она долго и упорно убеждала его в том, что он выше этого, что он гораздо, гораздо умнее, чем эти воришки, которых они то и дело видели на улице. Она убеждала его в том, что он мог бы поступить в университет, выучиться на кого-то и вести нормальную жизнь. Кристоф отмахивался, но Клер была непреклонна. Она твердила ему эти слова снова и снова.
Так продолжалось до самого её исчезновения. В один день она просто не пришла к нему. Ни у Кристофа, ни у Клер тогда не было мобильного телефона, а как найти её иначе, он не знал. Они просто назначали встречи где-то на улицах города. Кристоф обошёл весь Париж, но нигде не смог её найти.
Он тогда страшно перепугался, думал, что с ней что-то случилось. Кристоф беспрестанно читал сводки, но о найденных мёртвых русских девушках никаких сообщений не было. В milieu также никто не упоминал ни о русских, пойманных для борделей, ни об убийствах — ни о чём таком.
Тогда Кристоф понял, что она просто сбежала. Сбежала, не попрощавшись. Он понимал, что рано или поздно им придется расстаться — она всё-таки не могла оставаться во Франции бесконечно. Но он бы… Он бы придумал что-нибудь! Он ведь так отчаянно хотел быть с ней! Он был уверен, что они смогут что-нибудь придумать и продолжить встречаться! Может быть, она переехала бы в Париж? Или он рванул бы за ней в Москву? Он был готов это сделать!
Уже тогда в нём поселилось глубокое, болезненное чувство преданности. Клер его бросила. Безо всяких объяснений. Она просто исчезла его жизни, вытерев ноги о его чувства, наплевав на то, что он будет убиваться по ней. Как же легко она оставила его после своих слов о любви!
Но он её не забыл! Он долгое время
