Об отце он больше не думал, потому что получил все, что ему было нужно, или думал, но не больше того, как ветвь может думать о стволе, на котором выросла. Да, Ван Тигр не больше этого думал об отце, потому что мысли его текли обычно по глубокому и узкому руслу, и когда он думал о чем-нибудь одном, то другим мыслям не было места, – в сердце его было место только для одного человека. Теперь этим человеком был он сам, и у него была одна единственная мечта.

И все же к этой мечте кое-что прибавилось. В те дни, когда он жил праздно во дворах у братьев, он увидел то, чего у него не было, то единственное, в чем он позавидовал братьям. Он не завидовал ни их женам, ни домам, ни богатству, ни внушительному их виду, ни поклонам, которыми их всюду встречали. Нет, он завидовал только одному – тому, что у них были сыновья. Он пристально разглядывал всех этих мальчиков, смотрел, как они играли, ссорились и шумели, и в первый раз в жизни ему пришло в голову, что он тоже хотел бы иметь сына. Да, очень хорошо было бы военачальнику иметь родного сына, потому что всего ближе и вернее человеку своя кровь, и оттого он хотел бы иметь сына.

Но пораздумав об этом, он отказался от своего желания, по крайней мере сейчас, потому что не время было медлить из-за женщины. Он чувствовал отвращение к женщинам и думал, что всякая женщина будет ему помехой, когда он только еще начинает задуманное им дело. Не хотел он и женщины простого звания, которую можно было бы бросить и не считать за жену, потому что если бы он взял женщину в надежде иметь сына, то ему нужен был бы законный сын от законной жены. И в ожидании будущего он расстался на время со своей надеждой и глубоко затаил ее в сердце.

VI

Однажды, как раз в то время, когда Ван Младший готовился выступить в поход на Север за свой страх и риск, Ван Средний сказал старшему брату:

– Если у тебя найдется досуг, пойдем завтра утром в чайный дом на улице Пурпурных Камней и поговорим о двух делах.

Ван Старший удивился, услышав такие слова; он знал, что нужно поговорить о земле, но не догадывался, какое могло быть другое дело, и сказал:

– Разумеется, я приду, – только о каком же другом деле мы будем говорить?

– Я получил странное письмо от нашего младшего брата, – ответил Ван Средний. – Он предлагает послать к нему тех наших сыновей, которые нам здесь не нужны; он приступает к большому делу, и ему нужно, чтобы при нем были родные по крови люди, потому что у него нет своих сыновей.

– Наших сыновей! – повторил растерянно Ван Старший и с раскрытым ртом уставился в изумлении на брата.

Ван Средний кивнул утвердительно:

– Не знаю, что он с ними станет делать, – сказал он, – приходи завтра, тогда поговорим. – И он сделал движение, словно для того, чтобы продолжать свой путь, так как остановил брата на улице, возвращаясь из своей лавки.

Но Ван Старший не привык так быстро кончать что бы то ни было; у него всегда с избытком хватало досуга на все, что могло подвернуться под руку, и, будучи в эту минуту весело настроен, так как вступал во владение наследством, он сказал:

– Человеку вовсе нетрудно обзавестись сыновьями! Брат, нужно нам найти ему жену!

Он прищурил глаза и лукаво улыбнулся, словно готовясь отпустить славную шутку, но Ван Средний, заметив это, сказал очень холодно, едва улыбаясь:

– Не всем так везет с женщинами, как тебе, старший брат!

Сказав это, он сейчас же удалился, потому что не намерен был поощрять брата к вольным разговорам на улице, где взад и вперед сновали прохожие и каждый готов остановиться и слушать.

На следующее утро братья встретились в чайном доме, разыскали столик в тихом углу, откуда было видно все, что делается, и где трудно было бы подслушать их разговор, и уселись, причем Ван Старший сел поближе к стене, на место, которое считалось почетным и принадлежало ему по праву. Потом он подозвал прислужника; когда тот подошел, Ван Старший заказал ему разную еду: горячие сладкие пирожки и соленые закуски, какие едят утром для возбуждения аппетита, и кувшин горячего вина, и разные тонкие блюда, которыми заедают выпитое вино, чтобы оно не бросилось в голову и чтобы не опьянеть раньше времени, – заказал и другие кушанья, которые ему были по вкусу, потому что любил хорошо поесть. Ван Средний сидел, слушал и, наконец, начал вертеться на стуле, терзаясь от неизвестности – придется или не придется ему платить свою долю за все это; наконец он не выдержал:

– Если все эти закуски и блюда для меня, то лучше их не заказывать, потому что я человек воздержный и ем мало, в особенности по утрам.

Но Ван Старший сказал великодушно:

– Сегодня ты мой гость, и тебе не о чем беспокоиться, потому что платить буду я.

Этим он успокоил брата, а когда подали кушанья, то Ван Средний, будучи гостем, постарался и съел, сколько смог, потому что жадничать, хотя денег у него было много, вошло у него в привычку, и он не мог удержаться, особенно если платить приходилось не ему. Он не в силах был отдавать старое платье и ненужные вещи слугам, как делали другие, а тайком относил их к закладчику и что-нибудь на этом выручал. Так и теперь: будучи гостем, он не мог не наесться до отвала, хотя был человек воздержный и не привык объедаться. Но он принуждал себя и ел через силу, так что целые два дня после этого не чувствовал голода, и тем непонятней была эта жадность, что в ней не было никакой нужды.

Он поступил именно так и в это утро; за едой братья совсем не разговаривали и, дожидаясь, пока слуга принесет новое блюдо, сидели молча и разглядывали комнату, потому что обсуждать какие бы то ни было дела за едой вредно для пищеварения.

Братья не знали, что это был тот самый чайный дом, куда ходил когда-то их отец, Ван Лун, и где он нашел девушку Лотос, певицу, которую взял себе в наложницы. Ван Луну он казался