П л а т о в. Молодца Сентюрин!..

И г н а т ь е в. …И в канцелярии не зарегистрировали! Бардак…

П л а т о в. Позвоните, чтобы не искали…

И г н а т ь е в (по телефону). Игнатьев. Запросы Сентюрина не разыскивать. (Опустив трубку.) У вас?

П л а т о в (смеясь). Эта телеграмма — первая и единственная.

И г н а т ь е в. Что за дела?

П л а т о в. Наш план фактически сделан, а у строителей фронт открылся!

И г н а т ь е в (подняв телеграмму). Смысл? Мы же установим, в конце концов, что телеграмма — первая, что…

П л а т о в. Телеграммы такого содержания, с такими подписями при всех обстоятельствах вызывают соответствующую реакцию у самого верхнего начальства. Директорская резолюция, полюбуйтесь, два вопроса и три восклицательных?

И г н а т ь е в. И три грозных звонка!..

П л а т о в. А пока разберемся, что к чему, — головы у исполнителей уже трещат, все внимание — на этот объект, ему — «зеленая улица»! Запросы строителей директивной стройки оставлены без внимания!.. (Смеясь.) Всех на ноги поставил, так?

И г н а т ь е в (усмехнувшись). Авантюрист!..

П л а т о в. Жизнь его заставляет! Каждый ведь тянет одеяло на себя! Заказчик, проектировщики и строители!..

К а л и н к и н (вдруг). Это — точно!

Платов и Игнатьев удивленно взирают на Калинкина.

И г н а т ь е в. Что вы?

К а л и н к и н. Про одеяло…

Платов и Игнатьев возвращаются к прерванному разговору.

П л а т о в. …А почему, собственно, Сентюрин должен посылать мне подобные телеграммы? Его прорабы и бригадиры должны прямо со стройплощадки с развернутым чертежом входить в мой и ваш кабинеты! И мы тут же, с ходу, должны решать и согласовывать все вопросы живой стройки!.. А девятого и двадцать четвертого ежемесячно должны получать зарплату в одной кассе — Сентюрин и мы с вами!.. И получать только за одно: за готовую целлюлозу! Так сказать, за чистую, еще не разрисованную нами бумагу!

И г н а т ь е в. Шеф, я с вами.

П л а т о в. Знаю.

И г н а т ь е в. Как французские легитимисты при Бурбонах, я больше монархист, чем сам монарх… чем вы! Объединение проектировщиков и строителей — общая наша идея. Это я к тому, что мне показалось, вы… репетируете сегодняшнее выступление перед фирмой? Непривычно…

П л а т о в. Что именно?

И г н а т ь е в. Вы… волнуетесь?

П л а т о в. Сентюрин должен работать у меня! Ну, или… я у него.

И г н а т ь е в. Сентюрин у вас! И я — у вас. Но у кого и где, и в каком качестве придется работать Иванову, Петрову, Сидорову? На каких должностях? С какими деньгами? Наконец, какая потребуется отдача?

П л а т о в (после паузы). Казалось бы… Совершенствуем структуру, механизм хозяйствования… Что и кому доказывать… Казалось бы?

И г н а т ь е в. В общем, люди возбуждены, ждут вашего отеческого слова.

П л а т о в. Вот я и… репетирую!

Оба смотрят на часы.

И г н а т ь е в. Полтора часа осталось. Шеф… (Калинкину.) Курите?

К а л и н к и н. Пожалуйста, Сергей Данилович!

И г н а т ь е в. Не курю, а вы — перекурите.

К а л и н к и н. Понял. (Отходит и старательно закуривает.)

И г н а т ь е в. Владимир Петрович, я восхищаюсь вами… И вместе с тем не могу понять!

П л а т о в (усмехнувшись). Зачем мне все это нужно?

И г н а т ь е в. Да.

П л а т о в. Зачем мне, не дожидаясь официальных решений по отрасли, самому затевать эту уму непостижимую заваруху?

И г н а т ь е в. Простите, бога ради!.. Зачем?

П л а т о в (не сразу). Зачем…

И г н а т ь е в. У вас есть все. Вы, в общем-то, всего достигли и даже — превзошли.

П л а т о в. Ничего у меня нет…

И г н а т ь е в. Если не считать шестнадцати построенных комбинатов, Государственной премии, званий, докторской степени гонорис кауза, книг и учебников. Если не считать, что все мы, — и я, и этот (кивок в сторону Калинкина), и еще тысяча двести душ — работаем у Платова, как все сокращают. Человек Платова. Люди Платова. Если не считать также…

П л а т о в (перебив). Ощущение такое — главное, самое главное, только начинается. (Пауза.) А все, что вы… перечисляли, имеет несравнимо большую ценность, пока еще не достигнуто. Когда трубят фанфары, слепят прожектора, гремят овации, а тебя волокут на сцену в президиум… замечаешь вдруг — зуб заломило, не стрижен давно, брюки мятые. А ведь годы, тяжкие годы не спишь: не достигну, не добьюсь, не совершу — жизнь прахом!.. Радость хороша только неожиданно, подарком, а когда долго к ней идешь — на финише ничего не остается.

И г н а т ь е в. И все же, шеф… такого дела вы еще не затевали!

П л а т о в. Я — на горе! Не на пригорке, на заре туманной юности, откуда еще краю жизни не видно… За полвека отсчет пошел. Далеко видно. До некролога. Уже непозволительны ошибки роста, искания, сомнения, выжидания, маневры, компромиссы, шаг вперед — два шага назад… Недопустимо все, что так или иначе сопряжено с потерей времени! И так за все заплачено единственно дорогой ценой… Временем! Пошел жесткий, жестокий отсчет времени… Вам, Сергей, этого пока не понять. (Пауза.) Вот поэтому вот… (Умолкает.)

И г н а т ь е в. Я восхищаюсь вами, шеф. (Пауза.) И завидую… Иду готовить Сентюрину материалы.

К а л и н к и н. А со мной что?!

П л а т о в. Да!

И г н а т ь е в. Да.

П л а т о в. С ним. (Кивнув на бумаги на столе.) Познакомьтесь.

Игнатьев просматривает бумаги.

Анекдот какой-то… С форточкой!

И г н а т ь е в. Дорогой шеф, анекдот не в этом.

П л а т о в. В чем?

И г н а т ь е в. Анекдот в том, что мы с вами угодили в местком, причем вы — вы! — его председатель. Фантастика! Мне не удается вразумительно объяснить сие коллегам и знакомым…

П л а т о в. А в этом анекдоте, кстати, повинны и вы!

И г н а т ь е в. Шеф, огласили результаты выборов, выяснилось, что бывший председатель половину едва набрала и вновь занять высокий пост не может…

П л а т о в (перебив). Не могли подобрать из штатных общественников?

И г н а т ь е в (перебив). Когда? Как оказалось, по традиции председателя избирают тут же, не отходя от кассы… То есть собрания! И я просто даже и не успел никому объяснить толком, что вас вводят в состав только и исключительно для веса! Для поднятия несуществующего месткомовского авторитета! Все почему-то сочли, что ваше председательство обговорено и согласовано, ну и… (Поднимает руку, как бы голосуя.)

П л а т о в. Заорганизовались до упора… Но вам — все равно не прощу.

И г н а т ь е в. Шеф, но согласитесь, — пока вы там, на высшем уровне, представляли фирму в Монреале и в Сан-Франциско, здесь массы рассудили вполне в духе времени… Согласитесь!

П л а т о в. Вы что… серьезно?

И г н а т ь е в. Шеф! Почему директор — фигура, хоть и баба, секретарь партбюро — инженер и ученый, личность, а председатель МК, органа, где, в общем-то, фокусируется максимум ежедневных человеческих вопросов и проблем, — эта наша Софья Порфирьевна?

К а л и н к и н (подключаясь). Порфирий!

И г н а т ь е в (Платову). …Кстати, кто она в историческом прошлом? Копировщица или вахтер?

К а л и н к и н (снова подключаясь). Машинистка!

И г н а т ь е в. …Она же не в состоянии ударения правильно расставить в собственном тексте!

П л а т о в. Спасибо, хоть замом догадались ее оставить… Кому бы иначе заниматься всем этим — голы, очки, секунды? Но вам — все равно не прощу.

И г н а т ь е в. Шеф, ну… виноват, не проявил!

П л а т о в. Уедете куда-нибудь — тут же вас сосватаю! В столовую комиссию! Комплексные обеды дегустировать! …Кстати, вы днями отбываете в Финляндию?

И г н а т ь е в. Шеф, помилуйте… Я еще так молод!