– Господа сыщики, сегодня утром я прибыл в контору своей кондитерской фабрики. И вот это я обнаружил в своем кабинете, на столе прямо около графина с водой!

Я оглядел флакончик. Мышьяк. Злоумышленник даже не стал сдирать этикетку. Наоборот, рядом со старой он дешевыми нитками примотал еще и квадрат сероватой, неотбеленной бумаги, на котором достаточно изящно вычертил автопером череп животного, а чтобы у зрителя не осталось никаких сомнений, этот череп был вписан внутрь черного силуэта кошачьей головы.

– А это лежало прямо на флаконе. – Кошкин передал нам вторую вещицу.

Парослав, нахмурив брови, осмотрел улику. Рыжая, покрытая многолетними наплывами ржавчины гайка, завернутая в кусочек газеты на тот манер, как заворачивают в фантик леденец.

Я осмотрел гайку и кусочек бумаги внимательнее. Ничего примечательного.

– Что вы об этом думаете? – мрачно спросил промышленник.

– Я думаю, что уносить улики с места преступления – это глупейший поступок, – мрачно откликнулся Парослав. – Чем вы думали?

Кошкин фыркнул.

– А что мне делать-то было? На столе это оставить? Чтоб кто-то в конторе увидел? Вы представьте, какой скандал бы вышел, если бы этот случай огласке подвергся? Вы же знаете наших газетчиков. Я хочу, чтобы моя фамилия ассоциировалась у людей с лучшими в столице сладостями, а не с мышьяком. Сейчас у моей фабрики и так сложный период, и появление полиции в конторе исключено. Но не беспокойтесь, я сам провел начало расследования. В конце концов, я очень неплох в этом.

Кошкин гордо указал на шкафы в кабинете, половина из которых была забита детективными романами самого разного пошиба, начиная от вполне неплохой серии об изобличающем миланских преступников святом отце Бронзини и заканчивая совершенно не читаемыми детективами о любимце всех женщин, гвардии штабс-капитане Амуре Рафинадове.

Парослав тяжело застонал. Кошкин, не обращая внимания, радостно продолжил:

– Сперва мы с охраной обыскали всю контору в поисках улик, но ничего не обнаружили. Ни следа, ни иной вещи. Замок кабинета взломан не был. Проник внутрь преступник не через главный вход, а снаружи, по пожарной лестнице. Об этом мне сказали царапины от отмычек на замке. Иных улик, увы, обнаружено не было. Я осмотрел все лично, но тут уж преступник нас обошел.

Теперь про мышьяк: аптеки Фабричной стороны закупают стекло на местных заводах, и оно имеет другой оттенок, а значит, негодяй купил яд явно специально, в другой части города. Посланные мной приказчики поездили по Петрополису и нашли такие флакончики в аптеках у Мертвого залива. Это мало что дает, однако взгляните на гайку, посмотрите, насколько сильно она проржавела, будто долго была в воде. А ведь после шторма берег Мертвого залива обычно просто усеян подобными вещицами… – Кошкин подкинул «конфетку» в газетной обертке. – А вот кусок газеты, увы, не примечателен: он пожелтел от времени, немного грязный, но не более.

Это пока все, что я сумел обнаружить, а потому я был вынужден просить вас о помощи. И только на условиях полной конфиденциальности этого дела. И да, Парослав Симеонович, я очень польщен, что вы, поняв всю серьезность моей ситуации, взяли с собой господина Остроумова. Надеюсь, что человек, положивший конец такому злодею, как Орфей Клекотов, сможет защитить и мою жизнь. Я, если признаться, зачитывался каждой газетной статьей о вас, Виктор.

Я не выдержал и польщенно улыбнулся, но тут же вернул беседе официальный тон.

– В этом куда большая заслуга моей напарницы Ариадны Стим, чем моя. И все же, давайте вернемся к вашей ситуации. Учитывая, что пузырек оказался не откупорен, преступника либо что-то спугнуло, либо, что куда более вероятно, кто-то решил попытаться вас запугать. Василий Львович, у вас есть враги? Поступали ли вам угрозы ранее?

– Враги? – Кошкин задумчиво тронул свои усы. – Да у кого с моими деньгами нет врагов? За долю на рынке до крови грызться приходится. Сейчас сами знаете, какая ситуация: тот выживает, у кого зубы острей. Но не думаю, что это от конкурента подарочек. Не могу припомнить ни одного промышленника, кому бы я перешел дорогу два месяца назад.

– Два месяца назад?

– Тогда все началось. Фабрика у меня большая: тринадцать цехов. Фруктовый цех, паровой, шоколадный, карамельный, жестяной, где мы упаковываем товар, сахарный цех, конечно (самое старое здание фабрики, между прочим, еще мой дед его строил); в общем, ладно, не буду вас перечислением утомлять. Работает у меня восемьсот человек, и, сами понимаете, масса это серая, плохо образованная и чудовищно неблагодарная. Что для них ни сделай, все равно оценить не сумеют. А потому случаются у рабочих и недовольства, и кражи, а порой даже мелкий саботаж. Но два месяца назад такое началось, что уже все границы вон. Сперва в сахарном цеху сломался водяной насос. Очень подозрительно авария выглядела, да еще и в тот момент все случилось, когда резервную машину в ремонт отправили. Производство встало сразу. Пошли убытки. Только разобрались с насосом, вышел из строя паровой котел. И там уже сомнений нет – кто-то пробрался в котельную и специально вывел его из строя. Опять удар по производству, опять простои, да и вы знаете, сколько сам котел стоил? Поверьте, стоил он очень приличных денег. А он еще, как назло, и не застрахован был. А после – разрыв паропровода! Опять в сахарном цеху!

– Может быть, случайность?

– Случайность, скажите на милость. Случайно привязали бутыль с кислотой на трубу, случайно ослабили пробку, а как металл разъело, так паропровод и лопнул. Случайно.

– Пострадавшие были?

– Конечно! Вы как думаете? На два дня цех встал, вы представляете, какие убытки?

– Я имею в виду людские жертвы.

– А, простите, не понял вас. – Кошкин смутился и потеребил пуговицу пиджака огромной металлической ручищей. – Нет, без жертв все произошло. Чудом никого не обварило. Разрыв под самой крышей цеха был. Но пока трубы перекрывали, пара уже как в бане было, производство просто встало. Заказы сорвались, просто кошмар. А потом еще и сушить все пришлось, ад Данте и то лучше, чем то, что тогда происходило. Ах да! На следующий день одна неустановленная тварь углем нарисовала на стене возле места разрыва кошачий череп. И такие же рисунки были на местах прошлых аварий! А сегодня я еще и в кабинете вижу этакий натюрморт, вот! – Кошкин зло показал на листок и баночку с ядом.

– Что ж, господа, когда вы готовы начать опросы рабочих?

При этих словах я вздрогнул. В моей голове стремительно рождался гениальный план. Кинув взгляд на задумчиво заряжающего трубку Парослава, я быстро выпалил, опережая шефа:

– А рабочие