А вот это — самый серьёзный вопрос. Действительно, что? Пока Борис ещё держится, но он уже начал истерить и паниковать. В таком состоянии люди долго не выдерживают, это вам не японские мультики. Сломается быстро. Это нужно предотвратить.

Вопрос — как предовратить? Приковать за руки и за ноги в подземелье? Вряд ли это поможет, ведь для того, чтобы освободить Тьму, достаточно мысленно отказаться от браслета. Вырубить? Тоже не вариант. Я недавно вырубил Жоржа, и вон что из этого получилось… Сон разума рождает чудовищ.

— Поговорю с Борисом, — буркнул я.

— … Костя… — Великая княжна коснулась моей ладони.

— Что «Костя»? — поморщился я. — Ему в академию разрешили поступить только потому, что он там отчасти под моим присмотром. Вот я и присматриваю.

— … но…

— Разумеется, я ему не скажу, что это вы мне рассказали.

— … а откуда тогда?..

— А вот это уже вообще не важно. — Я встал. — Итак. Это все новости к этому часу, или вы меня собираетесь огорошить ещё чем-нибудь?

Анна Александровна помолчала несколько секунд, потом встала и посмотрела мне в глаза.

— … помните, тогда, в Кронштадте, я вас поцеловала?..

— Забудешь такое, — пробормотал я.

Не мог ведь честно сказать, что забыл уже тридцать раз, не так уж мало девушек меня целовало. Да и после поцелуев зачастую происходило много всего интересного.

— … я хотела сказать, что не сожалею о своём поступке……если бы я могла выбирать, я бы предпочла стать вашей супругой…

Отвечать мне, к счастью, не потребовалось. Анна развернулась и ускользнула в сторону дворца. А я ещё с минуту стоял, глядя ей вслед.

И что это такое было? Ничего не значащее высказывание? Крик души? Признание в любви? Поди разбери этих женщин, а великую княжну — в особенности.

— И чего вам всем не живётся-то спокойно? — вздохнул я.

Потом поёжился, покосился на небо, которое как раз начало вновь брызгать дождём, и пошёл обратно к академии. На середине пути мне на плечо спикировал Джонатан, который благородно не вмешивался в мой разговор с Анной.

— Где был? Чего видел? — осведомился я.

— Государю императору — ура! — рявкнул Джонатан.

— Ну хоть кто-то изъясняется ясно, просто и не думает лишнего, — вздохнул я. — Пошли грабить столовую.

Джонатан выразил свой восторг, описав три круга у меня над головой и огласив глухую ночь истошными чаячьими воплями.

* * *

— Такие вот дела, — вздохнул я. — Что думаешь?

Я сидел на чердаке у Светы. Всё, чем удалось поживиться в столовой, притащил сюда. Знал, что аватарка не прочь перекусить ночью, а если полезет в столовую сама, то это будет вариация на тему «слон в посудной лавке». Или разнесёт чего-нибудь, или опять налопается теста. Вроде поняла, что от него плохо, но и то, что оно вкусное — запомнила.

— Бедный мальчик, — с чувством сказала Света.

— А конструктивно? — поморщился я. — Технически ведь Борис — это ещё один прорыв, так? Ты можешь его как-то заштопать, что ли?

Света покачала головой:

— На человеке — нет. Вот когда Тьма его захлестнёт и выплеснется наружу — тогда получится. Но мы ведь не хотим этого.

— А совет какой-нибудь дашь? С точки зрения Света?

— С точки зрения Света могу сказать, что нужно стараться приблизить душу к Свету.

— Очень глубокомысленно.

— Да нет же, — поморщилась Света. — Ты сам всё знаешь. Это на поверхности. Тьма — состояние, Свет — деяние. Всегда. Нельзя стать лучше, бездействуя. Нельзя победить, защищаясь. Помнишь, ты рассказывал мне, как очищал свою магическую энергию? Вот…

— Точно! — воскликнул я. — И как сам не сообразил!

Не удержавшись, я привлёк к себе Свету и поцеловал её.

— Ой, — сказала она, и щёки её порозовели. — Это… почему?

— Просто так. Спасибо за совет.

Я встал с кровати, на которой мы сидели. Кровать здесь поставили по распоряжению Калиновского. Да и вообще чердак изрядно облагородили. Технически, Света уже обитала в условиях куда более роскошных, чем курсанты.

— Ты уходишь? — поднялась и Света.

— Да, хочу ещё немного поспать этой ночью. Завтра будет… всякое.

— Ты можешь остаться у меня.

— Света…

— Что? Мы занимались любовью только раз. Почему мы больше этого не делаем? Потому что я перестала носить своё платье? Оно у меня осталось, хочешь, я надену его для тебя?

— Да дело не в платье, а…

— Тогда я ничего не понимаю совсем, — призналась Света. — Когда мне хочется есть — мне можно есть. Когда хочется пить — можно пить. Почему когда речь заходит о любви, ты только вздыхаешь и отворачиваешься?

Я внимательно посмотрел на Свету. Вот как ей объяснить?.. Что, во-первых, я устал и чрезмерно расслабляться, на мой взгляд, рановато. Во-вторых, то, чем она предлагает заниматься, это не совсем «любовь». В-третьих…

А с другой стороны — надо ли что-то объяснять?

* * *

— Куда мы едем? Что происходит? Я пропускаю занятия! — недоумевал Борис, сидя на пассажирском сиденье моей машины.

— Едем в одно место, которое для вас сейчас важнее академии, ваше высочество, — сказал я, осторожно ведя автомобиль по трассе.

Магическое ускорение не включал. В окне заднего вида ненавязчиво маячил автомобиль охраны. Не дай боже подумают, что я снова похищаю великого князя. Перепугаются, глупостей наделают. Отвечай потом за них…

Джонатан в салоне ехать не пожелал. Парил в небесах, иногда показываясь впереди — будто единственно ради того, чтобы напомнить о своём существовании.

А Борис ощутимо нервничал. Ёрзал на сиденье, оглядывался. Хватался то за браслет, то за жемчужину. Чуйка подсказывала ему, что дело в этом. А может, и Тьма что-то нашёптывала. Например: «Убей Барятинского».

— Успокойтесь, ваше высочество, — одёрнул я Бориса, когда он принялся отстёгивать и застёгивать ремень безопасности. — Это не расстрел.

— Что? — дёрнулся Боря.

— Я говорю, ваш отец ничего не знает. Я действую по собственной инициативе, и я хочу вам помочь.

— О чём мой отец ничего не знает? — пролепетал Борис.

— О вашей почерневшей жемчужине. И о том, что Тьма с вами разговаривает.

— А ты откуда об этом знаешь⁈ — Борис аж на месте подпрыгнул.

— Работа у меня такая — знать. Расслабьтесь, ваше высочество. Расскажите лучше, как