Но Эрхан убил его. Причём убил совершенно случайно. И вот эта случайность очень долго сжирала мужчину изнутри, — он в себя не верил, не мог поверить. Он пытался даже найти отдушину в Альфии, тоже существе совершенно заурядном, и стал поэтому её учителем. Немного помогло, но… Всё равно Артур не мог смириться. Все его достижение были благодаря опыту и проклятой удаче, благодаря судьбе. И как же он это ненавидел…

А потом ему стало всё равно. Потом он вдруг понял, что ему, в общем-то, и не хочется особенных достижений. Не хочется быть чем-то великим. Последний, прощальный разговор с Джозефом, в тот золотистый и ветреный вечер открыл Артуру глаза. Его амбиция была ненастоящей, она была украденной, и он вполне мог без неё обойтись. Нет, Артур всё ещё хотел однажды посетить луну, но он уже не желал обладать ею ценой всего на свете. Она уже не была его… Единственной.

Артур посмотрел на Аркадию. Они сидели в тёмной лачужке. Девушка разместилась на каменной кровати и кормила прыгучих тушканчиков чёрными жучками. Их для неё наловили тени. В глазах девушка сиял прохладный, но живой интерес.

Артур повернулся к окну.

Означает ли его собственный опыт, что люди не могут измениться? Нет, отнюдь, Артур — это частный случай. И хотя разумеется возможно, что в своё время, давным-давно, жители Эргора сбежали с пограничья Кровавой Империи и основали своё королевство, и оставили только самых жалких и убогих, самых безвольных, которые с годами выродились в ещё более низший подвид человека, который не мог ради обещанного рая даже поднять головы, — хотя всё это было возможно, Артур всё же предполагал, что и среди них найдётся кто-то, кто сможет побороть ужас. Это был ужас древнего человека перед пламенем, которое нужно было обуздать, чтобы разогнать темнейшую ночь.

Так и случилось.

В дверь постучали.

— Входи, — сказал Артур.

Медленно вошёл юноша в рваной рубахе с открытыми рукавами. Его чёрные волосы уходили в ночь. Глаза его щурились, — они тоже были как тёмные капли и будто дрожали, когда юноша двигал головой.

— Говори, — сказал Артур.

Юноша осторожно опустился на землю, а потом опустил голову. Он заговорил. Заговорил о том, что остальные не хотят, боятся верить неизвестному мужчине, но он был не таким, как они: он решился…

— Так ты пойдёшь? — спросил его Артур.

Юноша ответил, что один он пойти не сможет. Что его сердцу было тягостно оставлять всех остальных. Поэтому он попробует их убедить. У него уже были союзники. Завтра, на рассвете, он соберёт всех молодых и вместе они заставят своих родителей уступить.

— Пусть, — кивнул Артур.

А потом юноша достал из-за пазухи несколько маленьких мясных шариков и предложил их Артуру и его служанке. Артур задержал взгляд на шариках, ненадолго, и взял их в руки едва-едва прикоснувшись к пальцу юноши. Тот немедленно вышел.

Тогда мужчина встал и оба шарика передал Аркадии. Девушка скормила их тушканчикам. Пару секунд зверьки грызли мясо, а потом заснули глубоким сном, упитанные и довольные. Девушка взглянула на Артура.

Мужчина сперва наклонил голову, а потом закатил глаза.

…

…

…

В столице Эргора стояла тёмная ночь. На переднем плане чернел замок, а за ним сверкало звёздное небо и луна. На одной из башенок замка сидела огромная чёрная туша. Громадный цыплёнок сопел: его мягкие перья вздымались и опускались. На них покачивалась девушка в белой рубахе и в штанах, растопырившая руки и ноги и спящая мирным и пушистым сном.

Вдруг цыплёнок встрепенулся и приподнял клюв.

У него над головою пробежала трещинка в небе. Из неё вытянулась его «хозяйка». В руках служанка держала кипу нежно сопящих зверьков. Цыплёнок медленно раскрыл свою громадную пасть, и в неё один за другим свалились мягкие комочки, спящие тушканчики. Затем Аркадия втянулась из трещинки назад, в тёмную лачужку, а разрыв свернулся сам в себя и пропал.

Спустя десять минут дверь лачужки осторожно приоткрылась, и снова вошёл тот самый черноволосый юноша. Он посмотрел на чужаков: они спали нерушимым сном. Тогда юноша кивнул кому-то на улице, и сразу же в лачужку стали заходить дряхлые мужчины. Они потащили Артура и Аркадию за ноги.

На улице женщины подкладывали под костёр сухие травы. Когда их стало вдоволь, старейшина выбила куском кремня искру и распалила пламя. Рыжие языки стали облизывать чугунный котёл. Смешения света и тени, мелькающие и растянутые, опустились на бледные лица мужчин и женщин. Стояла глубокая тишина, и только где-то далеко за деревней пищали тушканчики.

— Ничего… Ничего, что мы проводим церемонию раньше времени? — спросил черноволосый юноша свою бабушку.

Старуха ответила ему, не отводя своих сухих, сморщенных глаз от пламени:

— Предки завещали раз в год, и всё…

— А если, — продолжал юноша, — если они правда почтенные вампиры и испытывают нас?

Старуха покачала своей скрипящей головой:

— Тогда мы не сможем их ранить и пройдём посланное нам испытание… Лейте!

Крикнула она сухим голосом, и чужаков забросили в котёл. Женщины стали выливать в него кувшины. Повеяло трупной гнилью. В кувшинах была не вода, но слёзы трупных испарений, которые эти создания разливали раз в пару месяцев. Их можно было пить, но на языке оставался густой привкус гноя. Другого питья, однако, в этой пустоши не знали.

Когда котёл наполнился до краёв, все встали и стали ждать. Постепенно луна добралась до середины неба, и жидкость запенилась, забурлила — котёл сразу же накрыли крышкой.

Десять худых и тощих мужчин обхватили его двумя десятками рук и поставили на угловатые каменные колёса, а потом потащили, упираясь ногами в землю и сгибая свои горбатые спины. Они тащили его в сторону тёмного горизонта.

Когда над головою всё ещё висела тьма, но вдали уже забрезжил рассвет, мужчины оставили ношу и побежали назад, хлестая белыми ногами по чёрной каменистой земле.

Прошла ещё минута.

Крышка котла дрогнула.

И упала.

Артур и Аркадия одновременно вылезли наружу и спрыгнули на землю. Мужчина щёлкнул пальцами, и тонкий барьер, который не позволял трупной жидкости соприкоснуться с его кожей и кожей девушки, лопнул. Сразу повеяло смрадом. Аркадия поспешила снова накрыть котёл крышкой.

Артур же осмотрелся. Справа и слева, вдали, виднелись точно такие же котлы — наверное других деревень. Позади нежной голубой чертой открывался утренний небосвод. Между ним и землёй смерти умещалась деревня.

В неё бежали жалкие, тощие мужчины, — их ожидали столь же тощие и убогие женщины.

Можно ли сказать, что теперь Артур точно получил ответ на свой вопрос? Нет, разумеется