– Слушай, – Юлия повернулась и твердо посмотрела ему в глаза, – я должна знать. Кто ты? Почему тут оказался? У тебя ведь что-то случилось, верно? Я не из любопытства спрашиваю, просто… если что не так… у ребенка никого нет, кроме меня…

– Понимаю… – глухо сказал Иван, – я, наверное, должен уйти. Так будет лучше.

– Нет-нет! – Юлия испугалась своего порыва и закрыла рукой рот.

Тогда Иван решительно встал, прикрыл дверь кухни поплотнее, отвернулся к окну и рассказал Юлии все, что случилось с ним с того самого часа, когда позвонила недоброй памяти Александра и сказала, что у его жены есть любовник, и до того, как, прельстившись на его жуткий вид, подошла к нему на вокзале Юлина свекровь.

«Я ему верю, – думала Юлия, глядя на широкие плечи и мускулистую спину. – Возможно, я полная дура, но я ему верю. Потому что больше не могу так жить. Мне надо хоть кому-то верить, на что-то надеяться. Ну, никак не укладывается у меня в голове, что этот мужчина, которого так полюбил Ежик, способен пырнуть ножом собственную жену. Ерунда. Зачем ему нож? Если бы он захотел, то кого угодно мог задушить собственными руками. А уж про Александру я точно во все поверю. Та еще была стерва, это все в издательстве знают. Так что если его жена была на нее похожа, то поделом ей досталось. Как говорится, скажи мне, кто твой друг… Но у него большие неприятности, и я ему помогу, если нужно. Вот так».

Она попыталась повернуть Ивана к себе лицом, и он нехотя поддался.

– Тебе ведь нужна помощь? Куда-то съездить, что-то передать? Думаю, я смогу. Больше ведь тебе не к кому обратиться.

Губы его дрогнули, он прижал ее к себе. Лицо Юлии оказалось где-то на уровне его груди, и она слышала, как бьется его сердце.

Через пару минут она пошевелилась, потому что не хватало воздуха.

– А можно мне тоже кофе? – спросил Иван нерешительно. – А то есть очень хочется…

Оба засмеялись, а когда Юлия на скорую руку пожарила ему яичницу, он попросил ее утром съездить к тетке.

– Понимаешь, когда Ирина… моя жена была в Петербурге, она заходила к тете Липе, это точно, подарочек какой-то от нее привезла. Тетя Липа всегда хоть что-то пришлет – так, пустяк какой-нибудь, говорит, это значит, что я про тебя помню. Ирина еще ворчала, что старуха ерунду всякую шлет. А мне-то она сказала, что в клинику едет, на консультацию к профессору. И вот я думаю: если Александра не наврала и она вовсе не к профессору ездила, то, может, тетка что-то заметила. Она, знаешь, наблюдательная женщина… Мне к ней ходу нет, наверняка полиция караулит, а вот если ты…

– Да съезжу, конечно, навещу пожилую женщину! – сказала Юлия. – Привет от тебя передам! А сейчас извини, мне нужно работать…

Литейный проспект, как всегда, был забит транспортом. Казалось, он превратился в бутылочное горлышко, по которому обитатели северных районов пытались протиснуться в центр города, а жители центра – на север. Троллейбус, в котором ехала Юлия, еле полз. Она нервничала и то и дело смотрела на часы. Наконец, когда около помпезного здания Центрального лектория троллейбус намертво остановился, Юлия вышла и дальше пошла пешком.

Как выяснилось, она была права: до дома, который ей назвал Иван, она дошла за десять минут, транспорт же за это время не продвинулся ни на метр.

Сверившись с запиской, Юлия подошла к подъезду, втиснутому между обувным магазином и греческой кофейней, нажала номер на домофоне.

Из динамика почти сразу раздался сильный молодой голос, который нараспев осведомился:

– Лариса, это ты?

«Надо же, Иван говорил, что тетка у него старуха, а судя по голосу, она немногим старше меня».

– Нет, это не Лариса, – честно ответила она домофону. – Меня зовут Юлия, и я…

– Вы из жилконторы? – перебила ее женщина. – Ну что же вы так поздно? Я вам звонила еще на прошлой неделе…

– Нет, я и не из жилконторы, я приехала по просьбе Ивана, вашего племянника.

Утром Иван позвонил тете Липе и поговорил с ней коротко, буквально три слова. Береженого, сказал, и Бог бережет, вдруг теткин телефон прослушивают? Юлия еще удивилась тогда – станет полиция так уж разыскивать какого-то типа из провинции. Если бы еще в нашем городе, а то где-то… Но ничего не сказала, чтобы человека не обидеть.

– Да? – переспросила женщина. – Так заходите, что же вы не заходите!

Замок щелкнул, дверь открылась, и Юлия вошла в подъезд.

Поднявшись на второй этаж, она остановилась перед высокой дверью, по старой советской моде обитой морщинистым коричневым дерматином с узором из медных гвоздиков. Потянулась было к звонку, но дверь уже открылась.

На пороге стояла высокая статная женщина в накинутой на плечи яркой черно-красной шали.

На первый взгляд Юлия дала бы этой женщине не больше сорока лет. В пользу такой оценки говорили прекрасная осанка, разворот плеч, яркий блеск ореховых глаз, густые, свободно вьющиеся темные волосы. Однако, внимательно приглядевшись к ее шее, к рукам в пигментных пятнах, она подумала, что той никак не меньше семидесяти. Но осанка! Но блеск глаз!

– Так вы говорите, что приехали ко мне от племянника? – проговорила тем временем хозяйка, не торопясь приглашать ее в квартиру. – Как он поживает? Все такой же болтун? Вот люблю своего племянника, но уж слишком он разговорчив! Как заведется, никакими силами его не остановишь! Остальным слова не дает вставить! И все бегает по квартире колобком и слова сыплет, как горох в решето!

– Кто? – Юлия удивленно взглянула на пожилую женщину. – Да вы о нем ли говорите? Он молчаливый, лишнего слова не скажет! И по квартире не бегает, а ходит осторожно, потому что крупный очень, высокий, везде ему тесно…

– А-а! – Женщина склонила голову к плечу и тихо засмеялась. – Простите меня, милая, это была маленькая проверка, и вы ее выдержали. Тот утренний звонок не был фальшивым. Ну, проходите, проходите, не век же на пороге стоять!

Юлия прошла в квартиру и удивленно огляделась.

По-видимому, много лет назад эта квартира была выгорожена из старой просторной господской квартиры девятнадцатого века. Правда, от прежней роскоши осталось немного: половина круглого зала с высоченным потолком, украшенным цветной лепниной, да еще одна комнатка, часть которой была превращена в кухоньку, а еще одна – в крошечную ванную комнату.

Планировка квартиры была такой странной, что из прихожей она была видна