Я никогда не верил ни в одну религию, поэтому мне нравились дедовские объяснения по разным вопросам, выдуманные скорее для потехи. Хотя моряки суеверны, но далеко не все. Некоторых, как деда и его соратника Кампиона, к примеру, никогда не пугал выход в море в пятницу, а уж сколько плевали нерадивые моряки у них на палубе, не счесть.

Что касается морского дьявола, мне была очень по душе дедовская трактовка. Мне явственно представлялся чёрт с гарпуном. Нож не выглядит так внушительно, пистолет – слишком прозаически. Чёрт обязательно захочет, чтобы вы подошли к нему поближе, доверившись, как простачок, и тогда он предстанет самим собой, вытащит гарпун из-за пазухи.

– Хотя нет, – сказал Адам. – Гарпун не был вестником, он был свидетельством злого рока, потому что вестник был за ночь до этого.

– Джозеф? – спросил я.

Мой друг кивнул.

Мы дошли до белокаменной башни маяка и посмотрели вверх, туда, где была лавка свиданий. Вечером стремнистый[23] выступ можно было только угадывать, сейчас же всё было зримо и банально. Сейчас убийце вряд ли удалось бы скрыться.

Я прищурился, воображая, что могло произойти вчера.

– Как думаешь, – обернулся я к другу, – и вправду невозможно такой гарпун запустить со скалы?

– Немыслимо, – категорически сказал Адам, поправляя на носу очки. – Гарпуны не летают как стрелы. Тем более такие, в которых три с половиной фута.

– А если арбалет? – не отступал я.

– Тогда скорее гарпунная пушка, – сказал дед. – Но она очень громоздкая.

– А если учесть, что видимость была нулевая, попадание в цель с пятнадцати ярдов равно нулю, – настаивал Адам.

Я и сам понимал, насколько глупа эта мысль. Но я уже не чувствовал ни головы, ни ног, и мне было сейчас всё равно. Мы повернули обратно. Вдруг ещё одна мысль, показавшаяся мне странной, всплыла, как потревоженный песок со дна моря. Это случилось у крыльца дома:

– Не пойму, зачем инспектор спросил у Стэнли, есть ли у него враги. У него лично. Он думает, Стэнли хотят подставить?

К моему удивлению, Адам ответил сразу и совсем тихо:

– Нет. Он считает, что хотели убить Стэнли.

Вот чёрт! До меня только сейчас дошло: убийца не знал, что на дежурстве будет не Стэнли, а его отец. Значит, Кампиона могли убить по ошибке?…

Когда я проснулся, на часах был полдень. Адама нигде не наблюдалось, как и Стэнли. Вставать не хотелось. Я потянулся со своей верхней кровати вниз и схватил с тумбочки Адама сигареты. Под ними лежала книга в обложке холерных тонов, под стать названию – «Тайна жёлтой комнаты» Гастона Леру[24]. Детектив, вышедший сорок лет тому назад и произведший фурор, стал бестселлером на десятилетия. Адам рассказывал, в чём там суть. Восемнадцатилетний парень распутал загадку, которая оказалась не по зубам всей полиции Франции. Абсурд на ровном месте.

Адам проникся детективами в школе наравне с книгами Эдвина Сатерленда[25] и учебниками по биологии. Тогда и выяснилось, что это совершенно не мой жанр. Я не полюбил криминалистику выходного дня за внимание публики, несправедливо легко достающееся её тщеславным сочинителям, и за то, что из обычных людей там клещами тянут самое низменное, обнажая их пороки, а то и толкая на преступление. У них часто люди порядочные становятся убийцами.

– Зачем они это делают, писаки чёртовы? – говорил я. – Понятно, что у каждого есть скелеты в шкафу и разной глубины второе дно. Зачем насильно выуживать из людей?

Моим очевидным вторым дном выступал байронический герой, глубоко засевший во мне. Лорд Байрон задумывал Чайльд-Гарольда как революционера, а на деле вышел мрачный и разочарованный скиталец-мизантроп. Герой даже больше походил на отрицательного, а симпатии к нему рождались благодаря его загадочности и напускному романтизму вперемешку с высокомерием и тонким цинизмом. Вот и я временами ощущал себя таким, а может, просто хотел им быть в силу незрелости жизненных воззрений.

Над своей кроватью я повесил небольшой снимок Энтони Жака Мэнтла[26] и его крылатого коня DH.9A, одномоторного лёгкого бомбардировщика. Экземпляр не из числа моих фаворитов, несмотря на замену в нём маломощного шестицилиндрового двигателя из предыдущей модели на американский V-12 Liberty. Я вижу себя за штурвалом не военного, а более позднего частного красавца серии Waco F[27]. Что касается Мэнтла, то он не перелетал Атлантику, как много позже сделал Чарльз Линдберг[28], и не возглавлял захватывающий рейд по Японии, как Джимми Дулиттл[29] несколько лет назад. Мэнтл вызвался добровольцем в Королевскую военно-морскую службу в семнадцать лет. В восемнадцать его назначили вторым лейтенантом на испытательном сроке.

Мне стукнет восемнадцать в сентябре. Чёрно-белое присутствие Мэнтла в моей комнате стимулировало меня духовно. Я понимал, что до того, как меня засадят в университет Глазго, как Мэнтла в тюрьму в Москве, у меня был шанс, хоть и мизерный, стать вторым помощником авиатора. В теории я знаю о внутренностях бипланов довольно много, хотя до сих пор мне доводилось чинить только мебель, бытовую технику и дедовский «Форд».

Я докурил и потушил сигарету о блюдце. Курить я, к слову, начал этим летом, назло отцу. То же самое насчёт спиртного. Отец ещё не в курсе этих дел. Но, по-видимому, так я решил начать обозначение границ своей свободы. И, возможно, я сейчас, как Третий рейх, – от злости и твердолобости захожу туда, куда не следует. Я знаю, по возвращении домой меня ждёт серьёзный разговор. Но я к нему готовлюсь. Надеюсь, к моменту, как мы засядем с отцом друг против друга, я буду держать сигарету так же невозмутимо и дерзко, как Черчилль свою любимую гаванскую сигару.

Я принял душ, истратив воды вдвое больше, чем разрешал дед. Хотел смыть с потом и грязью весь вчерашний день. К тому же я не сильно переживал за растраты теперь, когда дом опустел на две души. Нерастраченная вода, решил я, как вещи покойника, – обязательно кому-то достанется. Закрутив кран, я вышел из ванной. Сделал несколько упражнений, пока обсыхало тело. Перевёл дух. Затем взял незажжённую сигарету из пачки и подошёл к зеркалу в полный рост. На самом деле это дверца от старого ссохшегося шкафа со встроенным зеркалом. Мы нашли её на блошином рынке в Леруике[30], куда её приволокли из самого Лондона.

– Зеркало-герой, оно – всё, что осталось от шкафа, – сообщил продавец. – Представляете, бомба пощадила только эту дверцу!

В зеркале-герое, стоявшем теперь на полу у стены в нашей комнате, на меня недружелюбно поглядывал парень лет, как мне кажется, двадцати