Он упирается руками в кухонный остров, заключая меня между своими руками, и опускает голову.

— Ты хорошо спала прошлой ночью, mila?

— Нет, не очень. Матрас был слишком жестким, а потом ко мне в постель пробрался незваный гость. — Я ухмыляюсь. Ранее я искала в гугле перевод слова "mila", ожидая найти какой-нибудь уничижительный термин, но вместо этого была весьма удивлена, увидев, что это немного устаревшее, но все еще высоко ценимое сербское ласкательное слово, означающее "милая".

— Я не заметил, чтобы ты жаловалась, пока спала, обнимая меня за шею. Ты храпела.

— Что?! Я не храплю.

Драго наклоняется еще больше, его рот оказывается совсем рядом с моим ухом. Его дыхание дразнит мою кожу, когда он говорит.

— Нет, храпишь. Очень тихо, словно мурлыканье котенка. — Его губы прижимаются к моей шее, и низкий урчащий звук вызывает дрожь по позвоночнику. — Вот так, Сиенна.

Я прикусываю внутреннюю сторону щеки и закрываю глаза, пытаясь подавить желание обхватить его руками и притянуть еще ближе. Мое тело каким-то образом тянет к нему, и я едва сохраняю контроль.

— Интересно, — продолжает он, и крошечные волоски на моей шее поднимаются. — У тебя тоже есть когти?

Я качаю головой и сильнее прикусываю щеку.

— Лгунья. — Это слово, произнесенное его хрипловатым тембром, перекатывается через меня.

По позвоночнику пробегает приятная дрожь, и я прижимаюсь к нему, желая получить еще больше этих ощущений. Однако быстро понимаю, что натворила, и отстраняюсь. Он все еще держит меня в клетке между своим телом и стойкой.

— Я обещала друзьям встретиться с ними сегодня за обедом, а после мы, наверное, пойдем в торговый центр. Кто-нибудь может меня подвезти?

— Тебя подвезет Йован. — Он достает бумажник из заднего кармана джинсов и подносит кредитную карту к моему лицу. — Для твоих покупок.

— У меня есть своя карточка, — пробормотала я.

— А я-то думал, что ты вышла за меня из-за денег.

Черт. Я забыла об этом.

— Так и есть. — Я выхватываю карточку из его рук и ухмыляюсь. — Только предупреждаю… ты, возможно, пожалеешь, что женился на мне.

Он опускает голову, пока его губы не касаются моего уха.

— Я так не думаю.

Дыхание и тепло Драго внезапно исчезают, когда он уходит и покидает кухню. У меня возникает глупое желание пойти за ним и настоять на том, чтобы он сам отвез меня в торговый центр.

— Итак, кхм… — Я прочищаю горло и поворачиваюсь к Кеве, которая осушает стакан. — Елена сказала мне, что перед входом есть фонтан. Кто-нибудь может указать мне правильное направление? Я хочу сделать несколько селфи.

* * *

— Со мной все в порядке, Артуро, как я уже говорила тебе сегодня десять раз! Пожалуйста, перестань названивать.

Я засовываю телефон в карман и закатываю последний чемодан в свою новую спальню. Она находится на другом конце четвертого этажа, самом дальнем от спальни Драго. Она небольшая, с одним окном, на котором даже нет занавесок. В воздухе витает слабый запах свежей краски, намекающий на то, что в комнате, вероятно, недавно был сделан ремонт. Мой взгляд падает на узкую кровать, стоящую у стены, и не отрывается от нее.

Я не люблю спать одна.

В ночь после смерти родителей я впервые пробралась в кровать сестры, чтобы поспать. Артуро обнаружил меня там, когда утром пришел нас проведать, но ничего не сказал. После этого я продолжала пробираться в постель Аси каждую ночь в течение нескольких лет. Глубоко в моей души укоренился леденящий душу страх, что однажды ночью Артуро разбудит меня и скажет, что Аси больше нет, как и наших мамы и папы. Я была убеждена, что если она будет рядом со мной, когда я засну, то и утром она будет рядом.

Ася никогда не просила меня вернуться в свою кровать. Ни разу. Даже когда ее кровать стала слишком мала для нас двоих. Моя милая сестренка-близняшка. Моя вторая половинка. Люди часто ошибались, считая ее более хрупкой. Ася всегда была интровертом, тихой, и ничто, кроме музыки, не интересовало ее слишком долго. Но она намного сильнее меня. Просто я лучше умею притворяться.

Когда мы стали старше, я перестала пробираться в ее постель. Я была уже большой девочкой, и ожидалось, что я буду спать в своей собственной. Там всегда было холодно и одиноко, никогда не было покоя. Чаще всего мне это удавалось, но бывали моменты, когда я не могла успокоиться. Я ворочалась и ворочалась, пока кровать подо мной не заскрипела, когда Ася забиралась рядом со мной. Она всегда знала. Боже, как мне ее не хватает.

Я очень рада, что она нашла Пашу. День ее свадьбы был самым радостным днем в моей жизни. Видеть ее счастливой и улыбающейся, после всего, что ей пришлось пережить, было для меня исполнением желания. Даже если в какой-то мере это означало ее потерю.

Я снова достаю телефон и смотрю на экран. Звонить Асе уже поздно, мы уже пообщались днем. Бросив аппарат на кровать, я приседаю рядом с желтым чемоданом, в котором хранятся самые необходимые вещи, и начинаю рыться в нем в поисках записной книжки. Писательство всегда поднимает настроение, когда я чувствую себя подавленной.

Пять минут спустя я лежу, растянувшись поверх одеяла, и листаю свой толстый блестящий блокнот, когда меня осеняет мысль. Я так и не спросила Драго, откуда он узнал о моей истории.

Блондин, сидящий напротив меня в кабинке, наклоняется вперед и показывает на меня пальцем.

— Ты мне не нравишься, Драго.

— Ну, ты мне тоже не нравишься, Белов, но, так уж получилось, что твоему пахану нравятся боеприпасы, которые я предлагаю. Так что, мы делаем бизнес или нет?

Русский сужает на меня глаза и разражается хохотом, затем берет телефон и звонит кому-то, вероятно, Петрову. У Сергея Белова глубокий голос, поэтому я слышу все, что он говорит, но это не дает мне возможности понять, о чем он говорит по-русски с паханом Братвы.

— Доставка раз в два месяца, — говорит он в конце разговора. — И Роман хочет встретиться с тобой лично. В следующем месяце.

— Хорошо. Я сообщу тебе время и место.

Белов кивает и встает, чтобы уйти, затем опускает взгляд на кресло, которое он только что освободил.

— Не возражаешь, если я сфотографирую кабинку? Я все пытаюсь уговорить Пашу поменять интерьер наших клубов на белый. Он сказал, что подумает об этом, только когда я уйду на пенсию.

Я поднимаю бровь.

— Какие-то особые причины?