— Пошли вы знаете куда, — ответил он и закрыл глаза. Я встал и прикрыл дверь.

— Вечно убегать не получится, Уэйд. Конечно, Кэнди способен на шантаж. Вполне. И способен делать это по-хорошему — любить вас и в то же время тянуть из вас монету. В чем тут дело — женщина?

— Поверили этому дураку Лорингу, — сказал он, не открывая глаз.

— Да нет. А вот как насчет ее сестры — той, которую убили?

Я стрелял вслепую, но попал в цель. Глаза у него распахнулись. На губах вскипел пузырек слюны.

— Значит, вот почему вы здесь? — спросил он медленно, шепотом.

— Ерунда. Меня пригласили. Вы же сами и пригласили.

Голова его перекатывалась по подушке. Секонал не помог, его пожирало нервное возбуждение. Лицо покрылось потом.

— Я не первый любящий муж, который изменяет жене. Оставьте меня в покое, черт бы вас взял. Оставьте меня.

Я пошел в ванную, принес полотенце и протер ему лицо, презрительно ухмыляясь. Я вел себя, как наипоследняя сволочь. Дождался, когда человек свалится, и стал бить его ногами. Он слаб. Не может ни сопротивляться, ни дать сдачи.

— Надо будет об этом потолковать, — предложил я.

— Я еще с ума не сошел, — отвечал он.

— Это вам так кажется.

— Я живу в аду.

— Конечно. Это и так ясно. Интересно только, почему. Нате, примите. — Я достал из ночного столика еще одну таблетку секонала и налил воды. Он привстал на локте, потянулся за стаканом на добрых десять сантиметров. Я вставил стакан ему в руку. Ему удалось проглотить таблетку и запить. Потом он откинулся назад, весь обмяк, с равнодушным усталым лицом. Даже нос заострился. Вполне мог сойти за мертвеца. Сегодня он никого с лестницы сталкивать не будет. А может быть, и вообще никогда.

Когда глаза его стали закрываться, я вышел из комнаты. Револьвер оттягивал мне карман, хлопал по бедру. Я снова отправился вниз. Дверь Эйлин была открыта. В комнате было темно, но при лунном свете ясно вырисовывался ее силуэт на пороге. Она как будто позвала кого-то по имени, но не меня. Я подошел к ней поближе.

— Не так громко, — попросил я. — Он опять заснул.

— Я всегда знала, что ты вернешься, — тихо сказала она. — Пусть и через десять лет.

Я уставился на нее. Кто-то из нас явно свихнулся.

— Закрой дверь, — продолжала она тем же ласковым голосом. — Все эти годы я берегла себя для тебя.

Я вошел и закрыл дверь. Почему-то мне показалось, что это неплохая мысль. Когда я обернулся, она уже валилась мне на руки. Конечно, я ее подхватил. А что было делать, черт побери? Она крепко прижалась ко мне, и ее волосы коснулись моего лица. Дрожа, она подставила губы для поцелуя. Рот приоткрылся, зубы разомкнулись, кончик языка метнулся вперед. Затем она уронила руки, что-то дернула, халат распахнулся, и она оказалась нагой, словно голая правда, только не такой целомудренной.

— Отнеси меня на постель, — выдохнула она.

Что я и сделал. Обнимая ее, я почувствовал кожу, мягкую кожу, нежную податливую плоть. Я поднял ее на руки, пронес несколько шагов до постели и опустил. Она так и не разомкнула рук у меня на шее. Из горла у нее вырывался свистящий звук. Потом она забилась и застонала. Кошмар какой-то. Эрос во мне взыграл, как в жеребце. Я терял самообладание. Не каждый день получаешь такие предложения от такой женщины.

Спас меня Кэнди. Послышался легкий скрип, я резко обернулся и увидел, что дверная ручка поворачивается. Вырвавшись, я бросился к двери. Распахнул ее, выскочил на галерею. Мексиканец мчался вниз по лестнице. На полпути остановился, обернулся и бесстыдно ухмыльнулся мне в лицо. Потом исчез.

Я вернулся к двери и прикрыл ее — на сей раз снаружи. Женщина на постели издавала какие-то странные звуки, но теперь это были лишь странные звуки, и не более. Чары были разрушены.

Я быстро спустился по лестнице, вошел в кабинет, схватил бутылку виски и запрокинул ее. Когда уже не мог больше глотать, прислонился к стене, тяжело дыша, и стал ждать, чтобы пары жгучей жидкости ударили мне в голову.

С ужина прошло много времени. Со всех нормальных событий прошло много времени. Виски подействовали быстро и сильно, и я стал жадно пить дальше, пока комната не подернулась туманом, мебель не закружилась, а свет от лампы не засиял, как лесной пожар или летняя молния. Тогда я растянулся на кожаном диване, пытаясь удержать бутылку на груди. Кажется, она была пуста. Она скатилась с меня и шлепнулась на пол.

Это было последнее, что я точно помню.

Глава 30

Луч солнца защекотал мне щиколотку. Я открыл глаза и увидел, как на фоне голубого неба, в дымке, тихо покачивалась верхушка дерева. Я перевернулся и щекой ощутил холодок кожи. Тут по голове мне жахнули топором.

Я сел. На мне был плед. Я бросил его и опустил ноги на пол. Поморщившись, взглянул на часы. Они показывали половину седьмого без одной минуты.

Я встал на ноги. Для этого потребовалось немало. Понадобилась сила воли. Характер. Всего этого у меня уже не так много, как раньше. Суровые трудные годы сильно сказались.

Я дотащился до ванной, содрал с себя галстук и рубашку, обеими руками плеснул холодной воды в лицо и на голову. Как следует облившись, свирепо растерся полотенцем. Надел рубашку и галстук, потянулся за пиджаком, и об стену стукнулся револьвер, лежавший в кармане. Я вынул его, отвинтил барабан и высыпал патроны себе на ладонь — пять штук и одну почерневшую гильзу.

Потом подумал — какой смысл, их так легко добыть, если нужно. Поэтому я вложил их обратно, отнес револьвер в кабинет и убрал его в ящик письменного стола.

Подняв глаза, я увидел, что на пороге стоит Кэнди, в белой куртке с иголочки, черные блестящие волосы зачесаны назад, глаза злые.

— Кофе подать?

— Спасибо.

— Я свет выключил. Хозяин в порядке. Я закрыл его дверь. Ты зачем напился?

— Пришлось.

Он презрительно усмехнулся.

— Не вышло с ней, да? Отфутболила она тебя, легавый.

— Считай, как хочешь.

— Ты сегодня не такой уж страшный, легавый. И вообще не страшный.

— Неси этот кофе! — заорал я.

— Hijo de la puta![20]

Одним прыжком я подскочил и схватил его выше локтя. Он не шевельнулся.

Надменно смотрел на меня, и все тут. Я рассмеялся и выпустил его.

— Верно, Кэнди. Я совсем не страшный.

Он повернулся и вышел, но тут же возник снова с серебряным подносом,