Шрифт:
Закладка:
Роковую роль в центральном управлении партии несомненно сыграл и ее суверенный повелитель П.Н.Милюков. Свои отличительные свойства — безграничное честолюбие и тщеславие, самоуверенность, доктринерство и политическую аморальность — он сумел привить главарям партии и пропитать ими всю деятельность партии. Вовлекло его, кроме того, в грубые политические ошибки, как это ни странно, слишком большое совершенство его мыслительного аппарата. Аппарат этот, несомненно, действует как часовой механизм и неизменно приводит его к формально, по законам логики, неоспоримо правильным выводам. Его диалектика ввиду этого безупречна, и именно ей обязан он занятым им в партии положением. Но, увы, жизнь не логична, или, вернее, имеет свою логику, не построенную на одних выводах рассудка. Подобно сердцу, о котором Паскаль сказал, что оно имеет свою логику, которой разум не знает, жизнь течет по своим законам, человечеству еще не ведомым и постигнуть которые дано лишь исключительным личностям, одаренным каким-то особым чутьем или инстинктом. Этого дара Милюков лишен был в превосходной степени.
Пресыщенность формальной логикой породила другое его свойство — упрямое, не считаясь ни с чем, доктринерство. Логически следуя примерам истории, Милюков пришел в 1905 г. к тому выводу, что коль скоро государственная власть выступила на путь вынужденных уступок общественности, так она роковым образом будет поставлена в необходимость исполнить ее требования в полной мере. В его представлении эта полная мера сводилась к введению на почве всеобщего избирательного права парламентского режима, т. е. народоправства, при котором власть, он в этом не сомневался, перейдет в руки наиболее умственно развитой части населения, т. е. самого его и его единомышленников. Одновременно доктрина ему говорила, что народоправство только тогда полно и прочно, когда оно установлено самим народом через посредство его представителей. Отсюда его упорное нежелание войти в какие-либо сношения с властью и принципиальное неприятие какой-либо конституции, октроированной монархом. Отсюда и навязанное им кадетской партии в 1905 г. требование о созыве Учредительного собрания.
Но если Милюков был убежден, что коль скоро он станет лицом к лицу с народом в лице его избранников, то сумеет их покорить и направить их решения по руслу, им начертанному, то, с другой стороны, он вполне постигал, что одними собственными силами возглавляемая им радикальная интеллигенция не в состоянии принудить власти поступиться всеми своими правами; он понимал, что сломить силу этой власти, привести ее к полной покорности его единомышленники могут лишь при содействии элементов революционных.
Революционные партии были, конечно, правы, говоря кадетам в 1905 г.: «Вы торгуете за наш счет, вы присвоили себе то, что мы завоевали», и Милюков не мог в душе этого не признавать. Но одновременно он вполне правильно расценивал и значение сил революционных, опирающихся на народные низы. Без участия буржуазных интеллигентных кругов, без первоначального возбуждения ими общественного настроения в буржуазной либеральной среде революционеры одни и сами по себе тоже ничего бы не достигли. Революции неизменно идут сверху и захватывают народные массы лишь впоследствии. Только таким путем совершаются государственные перевороты, столь легко превращающиеся в национальные катастрофы. Революция 1905 г. шла тем же путем. Начало общественному подъему было положено земскими, городскими и различными профессиональными съездами. Но руководили этими съездами, отчасти за кулисами, именно те элементы, которые создали кадетскую партию. А посему лидеры этой партии, из них же первый Милюков, считали, что именно они вынудили верховную власть уступить часть своих прав народному представительству, что именно они добились признания за населением прав свободных граждан. Основываясь на этом, они решили, что исполнительная власть должна по праву отныне принадлежать им. Удовлетвориться Манифестом 17 октября они, следовательно, никоим образом не могли.
Сознание силы и значения не только участия в революционном движении, но и в возглавлении его буржуазными кругами никогда не покидало Милюкова и его присных; так, в своей «Истории русской революции» (Т. 1. С. 43.) он сказал, что в феврале 1917 г. Государственная дума вполне сознавала, «что от участия или неучастия Думы в руководстве движения зависит его успех или неудача»[530]. То же самое сознавали, как мы видели (часть II, гл. 3) и социал-демократы, которые даже вперед решили, что они непосредственного участия в первом революционном временном правительстве не примут[531].
Это не остановило, однако, Милюкова в бурные осенние месяцы 1905 г., когда государство было на краю такой же катастрофы, которая постигла его в 1917 г., не только продолжать агитационную деятельность возглавляемой им партии, но входить в непосредственное соглашение с революционерами и даже побуждать их к активным действиям.
Заявление социал-демократов, что они первоначально предоставят власть всецело в руки революционной буржуазии, вероятно, вящим образом побуждало его к совокупным до тех пор действиям с ними. Здесь он, очевидно, переоценивал силы радикальной буржуазии, так как, конечно, не мог не знать, что народные массы стремились вовсе не к политическому, а к социально-экономическому перевороту, и, следовательно, если в России нет той силы, которая в состоянии вовремя остановить дальнейший естественный ход событий, то неизбежно произойдет крушение буржуазной власти и переход ее в руки идеологов социализма. Такую силу, невзирая на численную слабость, он, вопреки очевидности, усматривал в тех общественных слоях, которые представляла руководимая им партия. Недаром немцы говорят: «Der Wunsch ist der Vater des Gedankens»[532]. Неудержимое стремление стать у власти, очевидно, заслонило у Милюкова реальное соотношение сил, а политическая аморальность толкнула его в объятия людей, для которых цель оправдывает средства. Однако разница здесь между Милюковым и некоторыми лидерами кадетов, с одной стороны, и вожаками революционных партий, с другой, все же большая, и притом не в пользу Милюкова и его присных. Социал-демократы — в большинстве интернационалисты и потому, с точки зрения их идеологии, имели право рисковать существованием Русского государства — они преследовали иные, более широкие, цели. Но кадетские лидеры в принципе не сошли с господствующей в мире точки зрения государственного строения человеческих общежитий, а потому не имели права рисковать судьбами своей Родины как самодовлеющей единицы.
Именно в этом и проявилась в полной мере аморальность кадетской тактики и ее вдохновителя Милюкова, равно как и готовность ее поставить на карту самое политическое существование России, лишь бы достигнуть власти.
«Наши друзья слева» — вот как в соответствии с этим именовали кадеты революционеров, и хотя в некоторых случаях с
