– Лоретта? – переспросила Розалинда. – Это сестра моего бывшего. Мы хорошие подруги.

Но Юджину Дейлу Лоретта Лэнгли вовсе не хорошая подруга; они с самого начала друг друга невзлюбили, объяснила Розалинда. В этот момент Эджертон уже не сомневался, что неопознанный информатор – не кто иной, как сам Юджин Дейл, самым нелепым образом пытавшийся подставить лучшую подругу своей девушки в изнасиловании-убийстве.

Через несколько дней, чтобы лишний раз убедиться, что он правильно тогда поступил, не вызвав Лоретту Лэнгли на допрос на почве того анонимного звонка, Эджертон поговорит с ней и впервые расскажет об обвинении, полученном в первые же часы расследования. На вопрос, заподозрила бы она парня лучшей подруги, если бы ей сказали о позвонившем мужчине, она ответит отрицательно. Если бы Лоретту Лэнгли опросили три недели назад, она бы оказалась очередным тупиком; зато теперь она стала лишней ниточкой между Дейлом и детоубийством.

Эджертон приехал в отдел убийств задолго до Нолана и прочитал рапорт об изнасиловании из Южного района. В тот же день, уже после завершения обыска, Юджин Дейл вернулся домой на Гилмор-стрит. Перед тем как его схватил поджидающий спецотряд, он успел узнать об ордере на обыск и задать подружке очень красноречивый вопрос: «Они нашли пистолет?»

Так он оказался в большой допросной и сидел там еще много часов, пока Эджертон беседовал с Мишель и Розалиндой. Продолжал сидеть и ждать после того, как прибыл Копера и забрал в лабораторию револьвер – H&R 32-го калибра, серийный номер – AB 18407, теперь весь покрытый дактилоскопическим порошком.

Проходит много времени после похода в туалет в сопровождении Роджера Нолана, а Юджин Дейл все еще сидит допросной, скучающий и раздраженный. Проходит столько времени, что, когда наконец входит Эджертон, его подозреваемый – в очередной раз подтверждая правило детективов, – клюет носом. Когда допрос начинается около десяти вечера, нет ни подшучиваний, ни торгов: Эджертон относится к подозреваемому с нескрываемым презрением.

– Хочешь говорить – я слушаю, – начинает детектив, подталкивая к Дейлу форму о правах. – Не хочешь говорить – я просто предъявлю тебе обвинение в убийстве и пойду домой. Мне на самом деле все равно.

– В каком смысле? – спрашивает Дейл.

Эджертон выпускает сигаретный дым через стол. В любом другом деле тупость Дейла была бы забавна. В случае Андреа Перри она встает костью поперек горла.

– Смотри на меня, – повышает голос Эджертон. – Помнишь пистолет в чулане, да?

Дейл медленно кивает.

– Как думаешь, где он теперь?

Дейл молчит.

– Где? Задумайся, Юджин.

– У вас.

– У нас, – говорит Эджертон. – Вот именно. И прямо сейчас, пока мы с тобой беседуем, эксперты внизу сопоставляют его с пулей, которую мы извлекли из головы той девочки.

Юджин Дейл качает головой. Вдруг оба слышат приглушенный грохот. Этажом ниже, почти сразу под ними, Джо Копера стреляет из револьвера в глубокий бак с водой, чтобы получить пули для сравнения.

– Это твой ствол, – говорит Эджертон. – Слышишь? Его сейчас проверяют.

– Это не мой ствол.

– Он, сука, лежал у тебя в чулане. Чей он еще? Розалинды? Если мы покажем этот ствол другой девочке, которую ты трогал, она ведь подтвердит, что он твой, верно?

– Это не мой.

Эджертон встает – его терпения хватает ровно на пять минут в одной комнате с этим человеком. Дейл смотрит на детектива, на его лице – смесь испуга и искренности.

– Ты просто тратишь мое время, Юджин.

– Я не…

– Ты меня за кого, сука, принимаешь? – спрашивает Эджертон, повышая голос. – У меня нет времени выслушивать твою брехню.

– Почему вы на меня кричите?

Почему я на тебя кричу? Эджертона подмывает ответить как есть, рассказать что-нибудь о цивилизованном мире, на отшибе которого живет этот человек. Но это же как об стенку горох.

– А что, не нравится, когда на тебя кричат?

Дейл молчит.

Эджертон выходит из допросной, пока внутри разрастается гнев, жар, какой немногие убийцы способны разжечь в детективе. Отчасти – из-за глупости первых заявлений Дейла, отчасти – из-за его инфантильных отрицаний, но главное, что злит Гарри Эджертона, – сам масштаб преступления. Он видит в папке школьную фотографию Андреа Перри – и она разжигает в нем ярость: как такую жизнь могут ломать люди, подобные Юджину Дейлу?

Обычная реакция Эджертона на виновного – легкое презрение, граничащее с равнодушием. В большинстве случаев он не особенно стремился мучить подозреваемых – по правде говоря, у них и так полно проблем. Он, как и большинство детективов, верит, что с убийцей можно беседовать. Можно делиться сигаретами, провожать до туалета, смеяться над его шутками, если они смешные. Можно даже банкой «Пепси» угостить, если он готов подписать каждую страницу чистосердечного.

Но сейчас все по-другому. Сейчас Эджертон не хочет даже дышать с ним одним воздухом. На самом деле гнев пустил корни настолько глубоко, что его уже можно назвать ненавистью, – ненавистью, которую в этом случае может испытывать только черный детектив. Эджертон – черный, Юджин Дейл – черный и Андреа Перри – тоже: забыты обычные расовые барьеры. В свете этой истины понятно, как Эджертон может разговаривать на улицах и узнавать что-то полезное, как может зайти в проджекты Западного Балтимора и выйти, зная больше белого детектива. Даже лучший белый коп чувствует дистанцию, когда работает с черными жертвами и черными подозреваемыми: они для него словно из другого мира, будто их трагедия – результат какой-то гетто-патологии, против которой у него самого есть врожденный иммунитет. В городе, где почти 90 процентов всех преступлений совершаются черными против черных, белый детектив может понять трагедию черной жертвы, может стараться отличать хороших людей, за которых нужно мстить, от плохих, которых нужно засадить. Но в конечном счете он никогда не реагирует с той же силой: большинство невинных жертв вызывают у него эмпатию, а не переживания; большинство самых безжалостных подозреваемых вызывают презрение, а не ярость. Однако для Эджертона этих различий не существует. Для него Юджин Дейл совершенно реален, как и Андреа Перри; его гнев из-за преступления – личный.

Реакция Эджертона на Дейла снова отделяет его от группы, но в этом как раз нет ничего уникального; чтобы быть черным детективом в отделе убийств, требуется особое чувство равновесия, готовность терпеть недостатки белых сослуживцев, игнорировать циничные замечания и резкий юмор тех, для кого преступления черных против черных – естественный порядок вещей. Для них черный средний класс – просто миф. Вроде где-то слышали, вроде где-то читали, но попробуй найди таких