Шрифт:
Закладка:
Когда я открыла глаза, его лицо снова было холодным и спокойным, а через минуту он уже надевал на мои руки кожаные перчатки с красивым орнаментом, а на себя — новый плащ.
Как только мы оба присели, объявили о начале поединка, и зрители восторженно закричали, а затем разом умолкли, и наступила абсолютная тишина. Мое сердце тоже замерло, а затем учащеннно забилось, потому что испугалось того, что увидело. Сила Шэрджи уже не принадлежала мне, но я не утратила возможности видеть ее. И в наступившей тишине тьма, следовавшая за сэром Гаа Роном и принцем Дэниэлем, вдруг взлетела над ними разорванным облаком, а затем разом окутала их тела и исчезла в них, словно ее и не было. И схватка началась…
Это был бой двух равных противников. И очень быстро милорд, да и все присутствующие отчетливо осознали, что поединок будет долгим. Возможно, выиграет не столько сильнейший, сколько более выносливый, но в первые пару десятков минут осознание подобного исхода еще не пришло.
Поединок не был боем гладиаторов и имел четкие правила — нельзя было бить в голову, в ноги ниже колен, умышленно калечить запястья. Он также был ограничен по времени и непрерывный бой не мог превышать трех лесталей — что-то около тридцати пяти минут по земному времени. Перерывы на обед, отдых и сон являлись обязательными, и каждый из противников с согласия другого мог продолжать бой по истечении трех лесталей.
Выбор холодного оружия для каждого боя также оставлялся на усмотрение поединщиков, но участники редко выходили за пределы дуэли на рапирах и шпагах, а также на мечах с зауженным острием клинка. Судьи фиксировали лишь нарушение правил, но не могли остановить бой, и никаких черных карточек. В любом случае победителем признавался только один — выживший воин, соблюдавший правила. Так что тактика фехтования участников, выбравших открытый поединок, имела свое принципиальное значение в отличие от закрытого поединка, где вообще не существовало правил, а победителем признавался лишь выживший воин.
Уже к концу первого лесталя все окончательно поняли, что сегодняшним днем поединок не завершится. Силы были не просто равны, они были почти идентичны и в умении, и в опыте, и в желании победить. Даже в ненависти они были абсолютно похожи, ибо двое бились не только за мир, но и за смерть девушки, которую любили. И оба жаждали мести, и для обоих она являлась справедливостью…
В какой-то момент боя ко мне пришло спокойствие, словно я поняла или уже предчувствовала результаты поединка. Я словно наяву увидела свои сны — и в них принц Дэниэль оставался живым, как и сэр Гаа Рон. На меня будто откровение снизошло и сам бой вдруг перестал интересовать меня. Я медленно погружалась в состояние, где реальный мир становился все нереальнее, а мои грезы окружали меня все плотнее. Сквозь пелену негромкого зрительского шума, катившегося по арене после каждой удачной атаки, финта или контратаки одного из противников, я все отчетливее слышала голос правителя Маэленда. И он повторял мне снова и снова: «В тот краткий миг последней встречи одну я правду осознал — жизнь без тебя так бесконечна, я не дождусь ее конца…». И его слова ударили по мне со всей силой чужой страсти:
— Он любит тебя!
И что мне оставалось делать после этих слов?
Наши слова и многообразие речи, способность излагать свои чувства в стихах и умение передать эмоции с помощью слов — все это свидетельствует о сложности человеческой натуры. Слепое и глупое сердце не способно говорить стихами, а примитивные мысли не могут передать словами красоту своих чувств и эмоций.
Язык поэтов и писателей всегда звучал, словно музыка для моих ушей — прекрасный язык божественных фраз. Есть что-то безумно красивое в словах о любви и нежности, радости и счастье, и даже в словах о смерти и ненависти без надежды и понимания.
Поэзия — это истина, которая расставляет по своим местам хаотичные мысли и эмоции, открывает самые тайные и глубоко похороненные чувства. Когда мы говорим языком поэтов, мы приближаемся к небесам, но примеряя на себя разрушительную силу слов, падаем на самое дно преисподней.
Милорд говорил со мною, и не было большего счастья или же большей муки, чем слушать его и слышать его сердце. И было безумием отвечать на его слова, пока Дэниэль дрался с сэром Гаа Роном за жизнь и за свой народ. Но я знаю, что хотела ответить, и это знание не должно умереть вместе со мной…
Бой закончился вничью — оба были живы и не имели серьезных ранений, но оба устали и устали безмерно. Милорд покинул меня сразу же после окончания схватки, и я добиралась до принца Дэниэля в окружении своих гвардейцев, придерживая полы накидки, явно для меня великоватой.
Нам почти не удалось поговорить, ибо принцем занялся его врач, но прежде, чем он увел его на перевязку, восстановительный массаж и водные процедуры, Дэниэль улыбнулся мне и помахал рукой. Так что облегченно вздохнула не только я, но и сэр Да Ахон и Та Лик, а затем и все остальные, кого в тот день не допустили к принцу. Ему нужен был отдых, а не дополнительная нагрузка в виде нескончаемой череды посетителей.
В любом случае в тот вечер я ужинала наедине с милордом, не в силах отказать ему в приглашении после любовных стихов, навсегда оставшихся в моей памяти. За ужином мы мало говорили, но было видно, что милорд не ожидал от своего брата подобного умения и способности так долго противостоять сэру Гаа Рону. За моим любимым десертом он озвучил свои мысли, совершенно не пытаясь скрыть их от меня, а еще он прямо спросил, не причастна ли я к столь стремительным переменам в искусстве Дэниэля владеть мечом и шпагой. Я пожала плечами в ответ в знак того, что вопрос и не требует моего ответа, и сделала это неумышленно, даже автоматически, совершенно забыв, как раздражает его этот жест. И еле