«Книга чудес Англии» Мирзы Ихтисам ад-дина, «Книга о современном» Пареммаккала Томмакаттанара из Кералы и др. Эти сочинения, при всех различиях, объединяет одно: они представляют собой уже не характерные для средневековой литературы повествования о странствиях по воображаемым «чужим краям», фантастическим и одновременно неотличимым от родины путешественника, не рассказы о «чудесах», а описания вполне реальных стран. Их авторы вполне четко осознавали пространственно-географическую и этнокультурную специфику посещаемых территорий, проявляли живой интерес к различным сторонам жизни европейских народов, объективно фиксировали позитивные и негативные стороны европейской жизни, при этом сохраняя достоинство и вступая в контакт с западной культурой как равноправная сторона.

Нередко такие записки индийских путешественников XVIII в. отличались ярко выраженной просветительской направленностью, особенно характерной для книги авадхского чиновника Мирзы Абу Талиба (1752–1806) «Путешествия Талиба в стране франков». Покинув в 1787 г. свой пост в налоговой администрации Авадха в знак протеста против процветавшей в княжестве коррупции, Абу Талиб переехал в Калькутту. Он не нашел там работы и сел на отправлявшийся в Ирландию корабль, надеясь заинтересовать английское общество своим проектом открытия в Лондоне учебного заведения с преподаванием восточных языков. Через Ирландию, нищета жителей которой поразила даже Абу Талиба, хорошо знакомого с тяжелым положением авадхских крестьян, он прибыл в Лондон. Но там, несмотря на предоставленную возможность побывать в самых аристократических салонах и даже при дворе, индийский гость никого не заинтересовал своими предложениями (английское общество было убеждено, что познания ориенталистов вполне достаточны, а самим «азиатам», как упоминалось выше, не доверяли даже в том, что касалось их собственной культуры) и в конце концов отправился обратно через Францию, Италию и Турцию.

Вернувшись в Индию, Абу Талиб написал свою книгу о путешествии в Европу, в которой стремился не просто поведать своим читателям о том, что видел в пути, но и рассуждал о том, что из опыта европейцев было бы полезно перенести на индийскую почву, а что ни в коем случае заимствовать не следует. Среди полезных для Индии достижений Запада Абу Талиб, равно как и другие индийцы, посетившие Европу в XVIII в., особо выделяет книгопечатание и прессу, общедоступный театр, ряд новых технических изобретений (например, паровой двигатель), парламентскую демократию; негативное отношение вызывают судебная система («судья часто оказывает давление на присяжных и диктует им свою волю») и то, что индийцам по контрасту с их страной казалось сексуальной распущенностью европейцев, особенно женщин, а также самоуверенность, абсолютная убежденность европейцев в своем превосходстве. Последнее особенно раздражало Абу Талиба, который не пожалел критических стрел для британских ориенталистов с их непоколебимой уверенностью в том, что они знанием восточных языков превосходят самих жителей изучаемых стран: «Если кто-либо из них приобретает хоть малую толику знаний в какой-нибудь науке или иностранном языке, он тут же садится и пишет целый трактат».

Воспитанный в условиях характерного для Индии культурного плюрализма, Абу Талиб осуждал в своих британских хозяевах их нетерпимость, неуважение к традициям иных народов. Его беседы с английскими джентльменами превращались в словесные турниры, в которых индийский гость проявлял остроумие и полемические способности: «В спорах они часто нападали на меня, утверждая, что мусульманские обычаи глупы и неразумны. Зная английский характер, я не счел необходимым вести с ними философские диспуты, а просто парировал удары. Когда они высмеивали обряды, совершаемые паломниками в Мекке, я спрашивал, что они находят разумного в церемонии крещения, означающей приобщение к богу ничего не сознающего младенца. Когда они высмеивали наш обычай есть руками, я напоминал им, что все лондонские пекари месят тесто ногами».

Индийская мысль не сразу осознала, какую угрозу представляли собой европейцы для независимого существования индийских государств, культуры и образа жизни народов субконтинента. Долгое время в них видели просто предприимчивых и удачливых купцов, которые платили за индийские товары звонкой монетой и поставляли местной знати западные редкости. Находились, правда, люди, верно оценивавшие грозящую опасность. Так, в 1716 г. дальновидный государственный деятель из Махараштры Рамчандра Пант Аматья написал в политическом трактате «Книга повелений» следующие пророческие слова: «Португальцы, англичане, голландцы, французы — люди в шляпах занимаются торговлей. Но они не такие, как все прочие купцы, ибо они служат своим монархам и по их приказу приезжают сюда торговать. Может ли быть, чтобы монархи не жаждали новых земель? Люди в шляпах стремятся прийти сюда, укрепиться, захватить новые земли и установить свою религию. В некоторых местах им это удалось. К тому же это очень упрямое племя, и если им удастся захватить клочок земли, они не отдадут его и под угрозой смерти.

Посему их присутствие должно быть ограничено лишь торговой деятельностью. Им можно позволять строить фактории, но не на море, а под контролем близлежащих городов, ибо главная их сила — флот. Довольно с них будет и того, что они приезжают и уезжают, не трогая нас, мы же не тронем их. Если во время войны они попадут в плен, их следует отпускать за выкуп, но обходиться с ними вежливо».

Чем сильнее становились позиции европейцев, и особенно англичан в Индии, тем активнее проявлялись в индийской мысли и политике три основных типа восприятия этого процесса. Первый из них может быть выражен индийской пословицей: «живешь в реке — не ссорься с крокодилом». Чем больше европейцы превращались в грозного крокодила, чем больше им принадлежала «река» индийской политики, тем охотнее правящие элиты индийских княжеств предлагали европейцам свои услуги в качестве военно-политических союзников и более или менее верных вассалов. Здесь, разумеется, был сугубо эгоистический расчет: в своих непрекращающихся междоусобных войнах индийские правители нуждались в помощи европейцев, превосходство военной организации и техники которых становилось ясным для всех.

Неверно считать, будто коварные европейцы натравливали друг на друга наивных туземцев: расчетливость, интрига, эгоизм проявлялись с обеих сторон, стремившихся как можно выгоднее использовать друг друга. При этом следует иметь в виду, что Индия никогда не была единым государством и не воспринималась в качестве такового даже самыми передовыми ее мыслителями. Феодальные княжества, с которыми столкнулись европейцы, соперничали друг с другом, поэтому в поддержке тем или иным правителем европейцев никто не видел национального предательства. Бенгальские солдаты, шедшие под английскими знаменами, вместе со своими маратхскими и хайдарабадскими союзниками, на штурм столицы Майсура, не видели особой разницы между Типу Султаном и лордом Корнуоллисом — оба были для них чужаками, иностранцами.

Важную роль играло и то обстоятельство, что во второй половине XVIII в. Индия не стремилась к объединению, но испытывала, несомненно, усталость от постоянных войн и катаклизмов, что ярко отразила литература той эпохи. В мечтах о некоем «порядке» индийцы обращались