Шрифт:
Закладка:
— Да здравствует принц Финдекано! — доносилось со всех сторон, крики были сбивчивые, в голосах звенело счастье.
К алому флагу на главной башне присоединились синие стяги, занявшие места пониже.
Ворвавшись в просторный серебристо-жемчужный зал, эльфы, наконец, поставили на ноги обожаемого командира, и тот, покачиваясь, отхлебнул из огромной бутыли, взятой в погребе. На стене висел огромный портрет принца Вольвиона в полный рост, и Финдекано, мгновение назад беспечно весёлый, вдруг изменился в лице.
— Он! — указал сын Нолофинвэ на портрет. — Он убил наших братьев! Он хотел убить нашего короля Феанаро! Вызвал его, раненого, на поединок! Я жалею, что не смог изрубить его на куски!
Финдекано с силой швырнул бутылку, из которой только что пил, в мозаичное окно, разбив его в крошку. Вытащив меч, принц ринулся к портрету и несколько раз рубанул по нему.
— Сожгите эту картину! — приказал вдруг Финдекано. — И все его портреты, какие найдёте! Сложите из них костёр на площади! Пусть пламя нашего гнева осветит этот погрязший во тьме и бесчестии городишко! Веселимся, братья мои!
Финдекано выпил снова.
…Был волчонок, станет волк!
Ветер, кровь и серебро!..
Песня лилась со всех сторон, но сын Нолофинвэ, даже пьяный, не подпевал. В его руке сверкал клинок.
— Мы спасли от гибели братьев, — продолжая пить, Финдекано подошёл к напольной вазе из перламутра и превратил её в осколки. — Но у жителей Альквалондэ ещё осталось оружие! Отберём же его! Забираем всё: охотничье снаряжение, большие ножи с кухонь. Всё, что найдем! Кто не отдаст — убить! У кого дома найдем символику королевского рода, сожжём. Помешают забрать — сожжём вместе с домом и жильцами! Победа должна быть полной! А принц Вольвион — предан забвению! Нет ему прощения!
— Славься принц Финдекано! Да здравствует Второй Дом Нолдор!
— Айя Феанаро!
Примечание к части Иллюстрация от группы Блокнот со скетчами
https://vk.com/photo443220075_457249578
Тьма и слёзы принцессы
Тьма и слёзы.
Объединившись, они лишают способности видеть, но обостряют остальные чувства настолько, что любое слово, любое прикосновение кажутся невыносимыми.
— Если я развяжу тебя, попытаешься бежать?
Голос тихий и страшный. Слыша его, Айриэль начинала плакать отчаяннее.
— Нет, мой господин.
«Куда я смогу убежать?! Куда?! Моего города больше нет! Моего народа тоже! Моих защитников! Они все мертвы, а по улицам ходят черноволосые чудовища!»
— А убить себя?
— Нет, мой господин.
«Я бы хотела… Как бы я хотела! Но не смогу…»
— Если нет разницы, пожалуй, оставлю тебя связанной. Пойдем, рыбий хвост, я покажу тебе кое-что.
Дрожа всем телом, заливаясь слезами страха и боли в иссеченной спине, Айриэль с огромным трудом встала с колен. Верёвка натёрла шею до крови, притянутые к самому горлу запястья ныли, а воспоминания рвали душу на части, снова рисуя перед глазами тьму. И слёзы.
***
Когда принцесса, стоя на коленях, согнулась, низко опуская голову, издевательски робкая нежная рука убрала с её спины волосы, а потом разорвала платье. Проклятый Нолдо заставил умирать от ужаса в ожидании того, о чём невозможно даже сказать вслух! Он медлил, трогал и рассматривал прекрасные волосы Айриэль, к которым никто не смел прикасаться! Ожидание убивало, принцессе стало хотеться, чтобы всё началось и закончилось как можно скорее! Из груди вырывался немой крик: «Давай! Уничтожь меня! Только побыстрее! Не медли больше, умоляю!»
— Ты плывёшь со мной на родину эльфов, — пояснил насмешливый голос из тьмы. — Там больше не будет опеки Валар. Помнишь, как одевались первые проснувшиеся Дети Эру? Правильно, они не одевались! — раздался неожиданный крик. — Начинай приобщаться к истокам своей культуры, рыбий хвост! Это приказ!
Разорванное в клочья платье отлетело в сторону, исчезло во мраке.
Айриэль сжалась, задрожала ещё сильнее, зубы застучали, принцесса зарыдала громче, и её голос неожиданно заглушил срывающийся вопль Морифинвэ, обвинявшего дочь альквалондского правителя в гибели собратьев, помощи Морготу и непростительной безмозглости, которой постыдились бы даже кильки. Феаноринг орал так, что закладывало уши, хотелось спрятаться от этого чудовищного голоса.
Спину обожгло. Снова, снова, чаще, резче. То, что било нежнейшую кожу, попадало по одному и тому же месту, и от боли начало тошнить.
«Пусть он хотя бы замолчит!» — безмолвно взмолилась Айриэль, не в силах выносить крик про трупы на кораблях и улицах.
Мысль о том, что «самое ужасное», казавшееся таковым до нынешнего момента, вероятно, не настолько мучительно, и лучше бы проклятый Нолдо поступил именно так, заставляла ненавидеть себя, но израненное тело молило о пощаде, нарастала уверенность, что монстр, делая ЭТО, наигрался бы быстрее! И не орал настолько страшно.
Удары, свист во тьме. Неожиданно обрушившаяся тишина и негромкая насмешка после тяжёлого выдоха.
Айриэль закашлялась, давясь рыданиями и рвотными позывами.
Её никогда раньше не били! Никогда! Пальцем тронуть боялись, косо взглянуть, задеть недостаточной похвалой, а сейчас…
Похоже, в какой-то момент накатило забытье, и эльфийка не помнила, когда именно прекратилось избиение. Оно просто закончилось. И всё.
Тьма и слёзы.
Искусанные опухшие губы поцеловали влажный тонкий кожаный ремень, только что вышибавший душу. Мучитель хохотнул и потребовал отныне называть его «мой господин», однако, услышав покорные слова несколько раз подряд, ненавистное чудовище придумало себе новый титул:
— Теперь я — твой Вала! Твой светлый Вала! Почитай меня! Люби и бойся!
— Да, мой Вала, мой светлый Вала! Я... люблю тебя...
Тьма и слёзы.
Что ему нужно теперь?
Если бы Айриэль не была уверена в обратном, ей бы показалось — мучитель устыдился.
— Я хочу, чтобы ты знала, за что страдаешь, — подозрительно ласково произнес Морифинвэ, — если вдруг в твоей милой пустой головке ещё не зародилось понимание.
Как только принцессу вывели из трюма, и её увидели Нолдор Первого Дома, занимавшиеся подготовкой кораблей к отплытию, со всех сторон послышались гадкие
