Фафхрд уклонился от слабенького удара и ласково отобрал у юноши топор.

Мышелов и Ахура внесли девушку внутрь. При виде Ахуры все семейство съежилось от ужаса.

Они уложили девочку на солому, и Ахура, сбегав за водой, принялась смачивать ей лоб.

Между тем Мышелов, играя на ужасе семейства и взяв на себя роль демона с горы, заставил их отвечать на вопросы. Прежде всего он спросил о каменном городе. Там древние поклонялись дьяволу, сказали крестьяне, этого места следует избегать. Да, они видели черный монолит Аримана, но лишь издалека. Нет, Ариману они не поклоняются – видите алтарь с огнем, который они соорудили его противнику Ормузду? Они страшатся Аримана, а камни в дьявольском городе живут своей жизнью.

Затем Мышелов поинтересовался относительно туманной горы, но тут получить вразумительный ответ оказалось труднее. Вершина горы всегда покрыта облаком, уверяло семейство. Хотя однажды на закате, признался юноша, ему показалось, что он различил неестественно наклоненные зеленые башни и витые минареты. Но там, наверху, таится опасность, страшная опасность. Что за опасность? Этого он не знает. Мышелов повернулся к старику и хрипло проговорил:

– Ты упомянул, что мой брат-демон не берет с тебя денег за эту землю. Чем же вы расплачиваетесь?

– Жизнями, – прошептал старик, в страхе закатывая глаза.

– Жизнями, вот как? И по скольку? И когда и как они за ними приходят?

– Они не приходят. Мы идем сами. Раз в десять лет, а может, в пять ночью на горе загорается желто-зеленый свет, и мы начинаем ощущать могучий зов. Порою после такой ночи один из нас исчезает – как правило, тот, кто находился далеко от дому, когда загорелся зеленый свет. Когда ты дома вместе с другими, зову сопротивляться легче. Я видел свет только один раз, и то стоя в дверях дома; за моей спиной горел очаг, и меня крепко держали.

Мой брат ушел, когда я был еще маленький. А потом свет не загорался очень много лет, и я уже начал было думать, что это детская сказка или мираж. Но семь лет назад, – дрожащим голосом продолжал старик, не сводя глаз с Мышелова, – однажды днем на двух тощих и измученных клячах прискакали молодой человек и старик, вернее, фантомы молодого человека и старика, потому что я, глядя в щелку двери и дрожа, сразу понял: вернулись хозяева замка Туманной Мглы. Старик был лыс, как стервятник, и безбород. У молодого человека только начинала пробиваться черная шелковистая бородка. Он был одет в черное и серебряное и очень бледен. Лицом он был похож… – Старик испуганно покосился на Ахуру. – В седле он сидел как будто кол проглотил, его костлявое тело раскачивалось из стороны в сторону. Он был похож на мертвеца.

Они поскакали к горе, глядя прямо вперед. Но с тех пор желто-зеленый свет загорался на вершине почти каждую ночь, и многие наши животные вняли страшному зову – и дикие тоже, судя по тому, как мало их осталось. Мы были осторожны, старались не отходить далеко от дому. А три года назад ушел мой старший сын. Охотясь, он забрел слишком далеко и не успел вернуться засветло.

Мы много раз видели чернобородого молодого человека, обычно издали: он либо шел где-то у самого горизонта, либо стоял, склонив голову, на какой-нибудь скале. Хотя однажды моя дочь стирала в ручье и, подняв взгляд от белья, увидела сквозь камыши его мертвые глаза. А в другой раз мой старший сын загнал в заросли раненого снежного барса и увидел, как Чернобородый разговаривал со стариком. А еще раз, тогда была пора жатвы, я встал очень рано и увидел, что он сидит у колодца и смотрит на нашу дверь, хотя меня он тогда не заметил. Старика мы видели тоже, только не так часто. А последние два года мы их и вовсе не встречали, пока… – Он снова беспомощно покосился на Ахуру.

Между тем девочка пришла в себя. На сей раз она испугалась Ахуры гораздо меньше, но добавить к рассказу старика ничего не смогла.

Путники стали собираться в дорогу. Мышелов заметил, что семейство, в особенности женщина с ребенком, втайне злится на девочку за то, что та пыталась их предостеречь, поэтому на пороге он обернулся и сказал:

– Если с головы девочки упадет хоть один волос, мы вернемся вместе с Чернобородым, ведомые зеленым светом, и месть наша будет ужасной.

С этими словами он швырнул на пол несколько золотых и вышел.

А девочка, несмотря на то что семейство считало ее союзницей демонов или, вернее, благодаря этому, стала жить с тех пор припеваючи, считая себя по крови гораздо выше своих родичей и бесстыдно играя на их страхе перед Фафхрдом, Мышеловом и Чернобородым, в результате заставила отдать ей все золотые, после чего, благополучно добравшись до отдаленного города, купила себе весьма соблазнительный наряд и после хитро задуманной комбинации сделалась женой сатрапа и прожила жизнь в неге и довольстве – такой бывает судьба многих романтичных людей, если, конечно, они достаточно романтичны.

Выйдя из дома, Мышелов увидел, что Фафхрд отважно пытается вернуть себе прежнее воинственное настроение.

– Поторопись, подмастерье демона! – приветствовал он Мышелова. – Нас ждет встреча с дивной снежной страной, нам нельзя мешкать!

Когда они немного отъехали, Мышелов добродушно осведомился:

– Но как же нам быть с верблюдом, Фафхрд? Он ведь подохнет от простуды.

– Не вижу причин, по которым снег может быть полезен для людей и вреден для животных, – нашелся Фафхрд. Затем он привстал в стременах и, обернувшись к дому, закричал: – Эй, парень! Который с топором! Когда подойдут твои годы и ты почувствуешь в костях странный зуд, обернись лицом к северу. Там ты найдешь страну, где сможешь стать настоящим мужчиной.

Но в душе друзья понимали, что все это – пустая болтовня, что другие звезды мерцают теперь в их гороскопе, и прежде всего та, что светится желто-зеленым огнем. По мере их продвижения вглубь долины безмолвие и отсутствие зверей и насекомых стали постепенно угнетать путников, они почувствовали, что над ними нависло нечто мрачное и таинственное. Отчасти эта тайна заключалась и в Ахуре, но друзья воздерживались от расспросов, смутно осознавая, какая буря пронеслась недавно у нее в голове.

В конце концов Мышелов высказал вслух мысли, не дававшие покоя им обоим:

– Да, я очень боюсь, что Анра Девадорис, пытавшийся сделать нас своими учениками, сам был только учеником, но